Каждый второй уик-энд. Эбигейл Джонсон
мы подъехали к многоквартирному дому отца. Я даже позавидовал этим маленьким летающим разносчикам заразы, способным вмиг исчезнуть. Но они вернулись на насиженное место, едва Джереми заглушил двигатель. А мы с братом в этот момент, словно по команде, подались вперед, чтобы через лобовое стекло впервые окинуть взглядом жилой комплекс Оук-Вилладж – он же новый дом отца и место, где отныне мы вынуждены проводить каждый второй уик-энд, пока нам не исполнится восемнадцать.
Джереми не стал бы говорить «вынуждены», но я именно так видел ситуацию.
– Ха! – усмехнулся Джереми, и его светлые брови приняли обычное положение, в то время как мои, рыжевато-коричневые, наоборот, сошлись. – Я думал, будет хуже.
Мамина зарплата учительницы музыки и отцовская разнорабочего могли бы позволить нам годами неспешно восстанавливать наш старый дом в деревне, но тогда у отца оставались бы сущие крохи на жизнь, после того как в прошлом месяце он решил от нас съехать.
Построенный чуть больше века назад, шестиэтажный многоквартирный дом выглядел так, будто дни его сочтены. На стенах темнели пятна воды от кондиционеров, несколько окон были заколочены искривившимися старыми досками. А описать зеленую краску на дверной коробке как облупившуюся язык не поворачивался – это все равно что называть торнадо ветерком.
Можно было представить, насколько «уютно» внутри. Неудивительно, что хозяин, папин друг из другого штата, охотно сдал в аренду пустующую квартиру в обмен на то, что отец приведет ее в порядок.
Я медленно повернулся к брату.
– Думаю, то, что надо для него.
Джереми выдернул ключ из замка зажигания и толкнул дверцу.
– Мы тут всего на две ночи, Адам. Так что не болтай лишнего.
Обычно я не давал брату спуску, даже в мелочах, но после получасовой поездки из сельской Пенсильвании, которая была моим домом всю жизнь, в перенаселенный и тесноватый пригород Филадельфии чувствовал себя слишком подавленным, чтобы спорить. Выйдя из машины, я едва успел вытащить свой рюкзак из багажника, прежде чем Джереми захлопнул крышку. Его битком набитая дорожная сумка по объему раз в пять превосходила мой рюкзак. Это наглядно демонстрировало отношение каждого из нас к тому, что наши родители разошлись.
Всю прелесть нового жилища – пусть и временного – я ощутил, когда мы подошли к стеклянной парадной двери. В ее углу расползалась трещинка, похожая на паутинку, а бордовый ковер в холле казался полосатым от протоптанных дорожек. По стене справа тянулись маленькие металлические почтовые ящики, а левую стену покрывала неокрашенная штукатурка. Мама и пяти минут не продержалась бы, чтобы не заглянуть под ковер и не проверить качество деревянного пола. Еще десять минут – и она бы уже ковырнула штукатурку, надеясь обнаружить кирпичную кладку. Папа стоял бы рядом и ухмылялся.
Ему и следовало стоять рядом, только не здесь, а там – дома. С мамой.
Два с половиной года. Джереми, казалось, не понимал серьезности ситуации. С другой стороны, в свои семнадцать он, возможно, оценивал это иначе: ему нужно продержаться всего лишь год. И Джереми не рассматривал эти уик-энды как повинность. Он с нетерпением ждал встречи с отцом. Тогда как я предпочел бы в эти дни ночевать где-нибудь в переулке.
Я прошел мимо Джереми к лифту, но после того, как целую минуту пытался нажать кнопку, решил подняться по лестнице.
– Ты прав, Джереми. Это место намного лучше, чем наш сухой, чистый, неубитый дом, где мама осталась одна.
Мой рюкзак оказался не таким увесистым, как сумка Джереми, – в отличие от брата, я захватил с собой только самое необходимое на ближайшие сорок восемь часов обязаловки. Так что лишь неохота гирями висела на ногах, пока я преодолевал лестничные пролеты. Мы остановились на шестом этаже и оглядели на удивление широкий коридор, куда выходило по три двери с каждой стороны. Одна из лампочек судорожно мигала, что усиливало мое отвращение к этому месту и необходимости здесь находиться.
– Которая? – спросил Джереми.
– Разве это имеет значение?
Джереми заглянул в свой телефон, затем указал на среднюю дверь справа, 6-3. Когда я подошел к нему, он уже стучал в квартиру. Каждый удар костяшек его пальцев заставлял меня вздрагивать. Я не видел отца уже три недели, с тех пор как он приходил забрать оставшиеся вещи. Он попытался обнять меня на прощание, но я отстранился. Он сделал свой выбор, когда ушел от нас, и я не хотел облегчать ему жизнь.
– Похоже, его нет дома. – Джереми нахмурился, глядя на дверь.
– Отлично. Тогда пойдем отсюда.
Джереми еще больше нахмурился, не сводя глаз с двери.
– Я не останусь, раз его нет. Я позвоню маме, чтобы она забрала меня.
Джереми резко повернул ко мне голову и свирепо зыркнул.
– Меня уже тошнит…
Открылась дверь квартиры 6-5, и оттуда вышла симпатичная кореянка в небесно-голубых шароварах для йоги и спортивном бюстгальтере в тон.
– О, привет! Вы, должно быть, Джерри и Адам!
Обнаженный