Сквозной июль. Из несожжённого. Ольга Балла

      – Ты, жалкий человек, что хочешь ты создать,

      Что хочешь миру нового сказать,

      Когда уже всё было, и не раз,

      И сотням прочих вторит твой рассказ,

      Ещё и не начавшись, так откуда

      Твоё упорство в ожиданьи чуда?

      – Без веры в чудо жить нельзя и дня.

      Всё было – только не было меня.

      Как богомол, припав к коре ствола,

      Перенимает цвет её и форму,

      Чтоб птица, добывающая корму,

      Его средь пятен тени не нашла, —

      Так жизнь, как будто

      Невзначай прильнув

      К коре шершавой нашнго сознанья,

      Его перенимает очертанья,

      От отторженья мягко ускользнув.

      А мы игру и пятен и теней

      За прорисовку смысла принимаем

      И жизни так доверчиво внимаем

      И смыслу, проступающему в ней.

      Подводит нас лукавая игра.

      Как мозг и глаз пространству – перспективу,

      Смысл зримому естественно и живо

      Навязывает с искренностью лживой

      Сознания прогретая кора.

      Смысл – мимикрия жизни,

      Бред сознанья,

      А вовсе не структура мирозданья.

      «Ты» – грубо – тыканье рукой.

      «Вы» – безнадёжно-волчий вой

      На расстояньи.

      Только «я» —

      И свет и цельность бытия,

      Молочная густая сладость,

      Спокойствие, и мир, и радость.

      Блестела ликованием огней

      листва после дождя.

      Свистели птицы в ней,

      любовно

      Обсасывая каждый звук,

      и лес дышал обильно и неровно

      и жадно.

      Косточкой скакало эхо,

      отскакивая рикошетом

      от всех – в солёном солнце – плоскостей.

      И сук

      обламывался с сочным треском

      под тяжестью листвы

      намокшей, в упоеньи блеска

      и в дрожи сладостной воды слепящей

      и в роскоши зелёной и кипящей

      охапок ветра.

      И ошмётки солнца в чаще,

      сырого и счастливого,

      запутались,

      средь колкой синевы.

      Торжествовал полудня шум и гам,

      и воздух созревал

      холодной, скользкой,

      дымчатою сливой

      и падал, как подкошенный, к ногам.

      Разбив молчанье, к слову прикоснусь

      Горячими и жадными губами.

      Солоноват, железист слова вкус,

      Как и у крови. И одно дыханье

      Соединяет кровь и слово. Жизнь

      Единая стучит в крови и в слове,

      И в каждом нерве бытия дрожит

      Биенье слова и биенье крови.

      Б – тёмно-жёлтый. Рыже-розов В

      (А гласными даётся освещенье

      Различной силы, мягкости; смещенье

      Полутонов, оттенков.) Дальше – Г —

      Как хлеб ржаной – поджаристая корка:

      Чуть подгоревший, грубоватый, горький.

      Д – смуглый мёд. Вишнево-тёмный Ж —

      Вино густое, старое уже.

      А З – болезненно, пронзительно-ветчинный.

      К – словно небо, интенсивно-синий,

      Л – листик, солнечным лучом пробитый.

      Спокойно-красный М. И зеленью налитый

      Густою, дождевой – аквамаринный Н —

      Дыханье каменных заплесневелых стен:

      Он влажен, холоден. П – рыхлый чернозём.

      Р красен и тяжёл, как огнь угрюмый

      Во глубине костра, залитого дождём —

      Упрямый, рдеющий и сладковато-грубый.

      С густо-жёлтый и солоноватый,

      Т – словно дымом угольным объятый,

      Ф – сумрак вечера, сиренево-прохладный.

      Х – кофе с молоком. Ц – острый,