013. Герман Харрисон
ороны: вот те немногие моменты, когда нас называют по имени, когда мы не просто винтики в огромном механизме, что зовется Вторым Звездным Флотом.
А еще потери… Кому нужно запоминать имя, если после каждой крупной операции личный состав порой обновляется на четверть, а то и на треть. На место выбывших Федерация тут же присылает свежее пушечное мясо – непрерывный конвейер жизни и смерти для которого даже короткое слово «война» звучит слишком торжественно. Человека в лицо порой не успеваешь запомнить, где уж там имя.
Если я сегодня не вернусь с задания, значит мой взвод еще раз услышит, как меня зовут. И забудет через пару дней. Еще через несколько меня самого уже никто не вспомнит. Может только кто-то спросит у Агни: эй, твоему соседу сколько было? Двадцать? Да уж… Подумает про себя: не повезло парню, сопляк же еще совсем.
Сопляк? По возрасту да, я почти самый молодой в батальоне, но сегодня должен был идти в свое уже третье увольнение. А таких в каждом взводе по пальцам одной руки пересчитать можно. Были конечно и поопытней, но были и совсем салаги. Недавно видел одного такого – оторвало ноги собственным термитом. Когда его везли в лазарет, у обрубыша текли слезы по обожженным щекам. Еще бы! Бесплатные киберпротезы, пожизненная пенсия, а самое главное – немедленная комиссация. Всё, отвоевался парень, подлечится и домой. Всего лишь второй или третий боевой вылет был у него… Черт, в глазах у многих заметил зависть я тогда.
Что говорить, третьего увольнения я так и не дождался: не успел лейтенант до середины списка дойти – боевая тревога четвертого уровня, нападение на оперативную базу «Кэмп Рамсфорд», что на Сартусе. Ну а дальше как обычно, сирена, гоу-гоу-гоу, скафандр – раз, «бабушку» на плечо – два, лифт – три, шлюз, грохот двигателей – четыре, бронекапсула – пять. Без разведки, без нормального прикрытия… Да что там, в первый раз что ли. Боевые вылеты все меньше напоминали плановые операции, и все больше смахивали на работу пожарных. Вспыхивало то там, то сям и мы метались как ошпаренные по всему богом проклятому сектору Ману-Тау.
Иногда, выбравшись из одной передряги, мы даже суток не имели на то чтобы перевести дух. Таблетка снотворного, шесть часов в отключке, полчаса на пожрать и умыться, еще час на то чтобы проверить-подлатать скаф и получить боеприпасы, час на тактику и всё, сиди, жди пока снова не взвоет сирена. А она взвоет, взвоет, как пить дать.
До армии я работал шахтером, знаю, что такое ходить в смену, здесь почти тоже самое. Но иногда наваливается так, что перестаешь понимать, где сон, а где явь. Просыпаешься, а башка гудит как от разрывов, руки-ноги свинцом налиты, во рту будто не язык, а кусок железа. Минут пять тупо сидишь на койке пока не поймешь кто ты и где ты.
Но тяжело только в первый месяц, если выжил и не поехала крыша, значит окей, привыкнешь. Пастор по этому случаю говорит, что человек такое животное, которое ко всему привыкает. Сам он это придумал или прочитал где, не знаю, но то, что человеческого в нас все меньше с каждым днем – это факт.
То, что мой отпуск накрылся медным тазом, я понял, когда уже бежал со своим взводом к оружейной. Я забыл, а точнее не знал, отменяет ли четвертый уровень увольнение, а спрашивать у кого-то в такой момент было не только глупо, но и позорно. Поэтому, когда после старта лейтенант заметил меня и спросил какого черта я тут делаю, я просто пожал плечами. Опозорился так опозорился. Зубоскалили надо мной аж до малого астероидного кольца. Версии моего «геройства» были самые разные: от просто перепутал борт до медали. Я не обижался. Кто знает, чем все это сегодня закончится. Закрыл глаза и твердил про себя одну мысль: если судьбе будет угодно, она достанет тебя хоть где.
Минут через пятнадцать мы ляжем на орбиту Сартуса. Все примолкли. Что нас там ждет – одному богу известно. Лейтенант объявляет приказ быстро и сжато, в районе «Кэмп Рамсфорд» в воздухе «собачья свалка», основное наземное наступление идет с северо-западного направления, поэтому прорываемся и десантируемся в двух милях севернее базы в квадрате 40–15. Объединяемся с морпехами с «Нельсона» и атакуем с правого фланга, чтобы связать боем резервы противника.
Кто-то спросил про огневую поддержку, лейтенант сухо ответил, что ему про это неизвестно. Ясно. Если тревога четвертого уровня, значит оборонительный периметр прорван, бой идет уже на подступах к самой базе, а значит вся тяжелая техника переброшена на направление основного удара.
Это не самое плохое, нам уже было не привыкать с ходу вступать в бой. Вот погибнуть в десантном корабле, где ты беспомощен как младенец в материнском чреве, это главный кошмар морпеха. Заканчиваю диктовать, лейтенант объявил готовность.
Черт, как здорово стоять на твердой земле! Ведь самое гнусное быть сбитым в воздухе, так не успев ничего не сделать, а шанс для этого ой как хорош… Мы попали в самую гущу боя, причем не долетев до базы миль пять, отличное, мать его, планирование!
Мне доводилось бывать под обстрелом при десантировании, но под таким – впервые. Наше корыто кидало из стороны в сторону, поднимало и бросало так, что желудок то застревал в горле, то ухал ниже яиц, потом отлетал куда-то в бок и я переставал его чувствовать. Хотелось то молиться, то