Этот разрушительный элемент. Эмили Сувада
.
Я отхожу от окна и принимаюсь расхаживать по загроможденному полу общей лаборатории, в которой сейчас живу. Вокруг меня на креслах и диванах развалились кодеры, молча над чем-то работая. Можно предположить, что после атаки «Картакса» на Энтропию ее жители сосредоточатся на мести, но большинство подслушанных мной разговоров оказались о растениях, водорослях и способах превратить мертвых голубей в удобрения.
Я люблю этот город, но порой мне хочется сжечь его дотла.
– Уверена, что готова, Цзюнь Бэй? – спрашивает Рейн.
Солнечный свет отражается от бронированных пластин на ее коже, когда она сжимает в руках планшет, подключенный к моей панели. Не многим я доверяю настолько, чтобы открыть доступ к моим модулям, но Рейн из их числа. Она помогает мне с тех пор, как услышала о «Нулевом коде». Думаю, любой, кто решится покрыть свою кожу броней, способной отразить удар ножа, заинтересован в бессмертии.
– Нужно попробовать все варианты, – говорю я, прикоснувшись к щеке и разминая шею наклонами головы вперед и назад.
Рейн постукивает по экрану планшета.
– Не хочешь присесть? Мы можем уйти в дальнюю комнату.
Я качаю головой:
– Все нормально. Надеюсь, в этот раз код окажется верным.
Я возвращаюсь к окну и принимаюсь кусать ноготь на большом пальце. Мы заняли пентхаус жилого дома на склоне горы. Сквозь стеклянную стену видны разрушенные здания и загубленные сельскохозяйственные поля у подножия горы. Вдалеке мерцает граница Энтропии, а за ней простираются на многие километры пустынные равнины, усыпанные перьями.
Но я смотрю не сквозь запыленное окно, а на собственное отражение в нем. Прошло несколько недель, и я наконец вижу собственные черты в лице, смотрящем на меня. Мои глаза, нос, изгиб губ. Даже волосы приобрели верный оттенок и структуру, а также отросли до середины спины за последние несколько дней. И теперь тело выглядит так, как и должно, за исключением левой щеки и пары участков на руке и правой лодыжке. Я все перепробовала, но кожа там не изменилась. Это кожа Катарины, и ее ДНК все еще остается в клетках. Все остальное изменилось легко, но эти пятна не хотят поддаваться.
И, если повезет, к концу дня кожа на левой щеке приобретет нужный оттенок.
– Что ж, я запускаю программу, – говорит Рейн, подходя ко мне.
Я тут же чувствую легкое покалывание в щеке, которое постепенно перерастает в боль. Каждая попытка запустить код для изменения этих пятен болезненнее предыдущей. И сейчас моя щека начинает гореть. Я смотрю в окно на алые полосы, стекающие по коже. Вот и капилляры начали лопаться.
Я стискиваю зубы, когда вижу, как кожа начинает пузыриться.
Боль врезается в разрушенную стену внутри меня – хрупкий барьер, отделяющий мой разум от разума Катарины. Но по ту сторону тишина. После того как Катарина ударила электричеством по импланту, чтобы не дать мне стереть воспоминания, она замолчала, и с тех пор я не ощущала ее присутствия. Думаю, ее разум погрузился в сон, но я надеюсь, что мне когда-нибудь удастся ее оживить. Впрочем, на ее долю выпало уже достаточно боли и ужаса.
И если появится способ ее разбудить, я не стану этого делать, пока мир не исцелится вновь.
Струйки крови стекают по лицу из пульсирующей, распухшей раны.
– Е-еще одна неудача, – с трудом выдыхаю я.
– Я уже отключила программу, – говорит Рейн.
Я сгибаюсь пополам и упираюсь руками в стекло. От боли перед глазами все плывет, а ноги подкашиваются. Руки так и тянутся потереть рану, но стоит мне прикоснуться к ней, как кожа отвалится и отпадет.
– Что ж, это не сработало, – говорит Рейн.
Щека ноет, а боль даже не думает затихать. Я выпрямляюсь, втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы и достаю гелиевую повязку из сумки, прикрепленной к бедру. Это повязка с нанитами, порцией обезболивающего и исцеляющих сывороток. Я снимаю прозрачную пленку и осторожно прижимаю повязку к щеке. Боль усиливается, перед глазами вспыхивают пятна, но вскоре она стихает под действием обезболивающего.
– Выглядит не очень приятно, – говорит Рейн.
Я с трудом киваю в ответ. Это уже шестая безуспешная попытка. Лаклан постоянно изменял мою ДНК в лаборатории проекта «Заратустра», но это никогда не причиняло мне такой боли. Ему даже удалось полностью изменить мое тело и превратить в Катарину. И на ней не было и кусочка кожи другого цвета. Так почему же эти клетки не хотят меня слушаться? Я не понимаю.
Что я за кодировщик, если не могу разобраться даже с собственной ДНК?
– Руз вернулся, – еле слышно бормочет Рейн.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, как распахивается дверь в лабораторию.
– Неужели ему больше нечем заняться, кроме как постоянно проверять меня?
Рейн прячет планшет в карман.
– Видимо, нет.
– Опять занимаешься своим лицом, Цзюнь Бэй? – входя в лабораторию, спрашивает Руз.
Он на несколько лет старше меня, его кожу