«Дядя Ваня». Сцены из непрожитой жизни. Майя Волчкевич
восторженное отношение Войницких к браку с не дворянином, пусть и молодым профессором или приват-доцентом, человеком небогатым, незнатным и без связей, с точки зрения общепринятых ценностей удивительно и должно иметь свое объяснение.
Дворяне в пьесах Чехова, как бывало и в жизни, носят вполне обыденные фамилии – Иванов, Гаев, Телегин.
Чехов дал главному герою пьесы фамилию Войницкий. Фамилия Войницкие существовала в реальности и принадлежала старинному дворянскому роду польского происхождения. Впервые в творчестве писателя Войницевы появляются в «Безотцовщине», драме, которую Чехов написал, будучи еще гимназистом. Затем фамилию Войницкий получает герой еще одной пьесы молодого Чехова, «Леший». История рода Войницевых – Войницких как будто не оставляла Чехова.
Дядя Ваня постоянно, на протяжении всей пьесы, твердит о том, что двадцать пять лет он жил миражом. Мираж сродни обману. «И я обманут… вижу – глупо обманут…», – повторяет Войницкий. Обвиняя профессора, Войницкий называет его «ученым магом» и говорит, что тот «морочил» их. Однако, если принять версию дяди Вани, что Серебряков шарлатан от науки, то тогда приходится говорить о некоем невероятном, всеобщем семейном помрачении.
Сестра Войницкого любила своего мужа так, как «могут любить одни только чистые ангелы таких же чистых и прекрасных, как они сами». Мария Васильевна, мать Войницкого, обожает Серебрякова и спустя двадцать пять лет, он по прежнему внушает ей священный трепет. Сам Войницкий прозрел только год назад, а до этого он тоже считал своего зятя избранным человеком. Истоки такого всеобщего, безоглядного, экстатического поклонения, по-видимому, надо искать в старшем поколении семьи Войницких.
Подобное обожание, когда чужой и чуждый по своему происхождению и образу жизни человек вдруг становится центром семьи и постепенно подменяет родных и близких, скорее свойственно женщинам, чем мужчинам. В мировой литературе подобный сюжет прежде всего напоминает о пьесе Мольера «Тартюф, или Обманщик».
Тартюф как типаж манипулятора, пользующегося слабостями других и своим умением очаровывать богатых людей, упоминается в пьесе Чехова «Иванов», причем именно в связи с темой приданого. «Не теперь, так через год, через два, вы, чудный Тартюф, успели бы вскружить голову девочке и завладеть ее приданым…», – упрекает главного героя доктор Львов. Жена Иванова, Сарра, умирает от чахотки, и ее уже готова сменить влюбленная в Иванова Шурочка Лебедева. Смерть первой жены Серебрякова скрывает какую-то тайну. Известно лишь, что вторая жена профессора, Елена Андреевна, бывала в его доме еще до смерти матери Сони.
По-видимому, образ Тартюфа был интересен Чехову. Когда в 1903 году жена, Ольга Книппер, прислала ему список пьес, которые собирался ставить Художественный театр, где была пьеса А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», он заметил: «Мне кажется, эта пьеса у вас совсем не ко двору. Ведь