Коронованный рыцарь. Николай Гейнце
назад голову.
Его некрасивое, но выразительное лицо, с глазами, блестящими умом и энергией, было видимо взволновано.
На это указывали красные пятна, то появлявшиеся, то исчезавшие на щеках.
Дмитревский и Лихарев преклонили колени.
– Встаньте… – раздался резкий голос императора.
Они повиновались.
Павел Петрович несколько секунд пристально смотрел на них.
Они, с своей стороны, не сморгнув глазом, глядели на своего государя.
– Господа, мне подан донос, что вы покушаетесь на мою жизнь… – медленно, отчеканивая каждое слово, произнес Павел Петрович.
Эти роковые слова, подобно раскату грома, пронеслись среди тишины, царившей в кабинете.
Дмитревский и Лихарев вздрогнули, но не опустили глаз.
Великие князья Александр и Константин, видимо, тоже не подготовленные к этому известию, обливаясь слезами, бросились обнимать отца.
Государыня приложила платок к глазам и тихо заплакала.
Государь был тронут.
– Я хотя и не думаю, чтобы этот донос был справедлив, потому что все свидетельствуют о вас одно хорошее, особливо за тебя ручаются, – обратился Павел Петрович к Дмитревскому.
Иван Сергеевич поклонился.
– Впрочем, – продолжал государь, – я так еще недавно царствую, что никому, думаю, не успел еще сделать зла.
Он помолчал с минуту.
– Однако если не так, как император, то как человек должен для своего сохранения принять предосторожности. Это будет исследовано; а пока вы оба будете содержаться в доме Архарова. Николай Петрович, увези их к себе.
Им отвели прекрасную комнату, окружили всеми удобствами и лишь разобщили со всеми знакомыми и домашними.
Но и это продолжалось недолго.
Петрович ошибался, думая, что случилась беда неминучая.
Беда оказалась невелика.
Через три дня вся эта история кончилась.
По произведенному исследованию оказалось следующее.
Слуга двоюродного брата Лихарева, носившего ту же фамилию, но с которым Иван Сергеевич Дмитревский не был даже знаком, подал донос в надежде получить за это свободу.
Для достоверности надо было кого-нибудь припутать, и припутал Дмитревского.
Архаров немедленно по взятии под арест обоих приятелей бросился обыскивать их слуг и слуг их родственников.
У доносчика было найдено черновое письмо к родным, в котором он писал, что скоро будет вольным.
Это-то письмо, при сходстве почерка с доносом, послужило к открытию истины.
Об этой проницательности и находчивости Архарова долго говорили в Петербурге.
Оба арестанта снова были представлены государю.
Павел Петрович встретил их с распростертыми объятиями.
Так как Дмитревский шел первым, то государь обнял его и не допустил стать на одно колено, согласно этикету того времени.
Лихарев уже успел в это время преклонить колено.
– Встаньте, сударь, а не то подумают,