Вспомнить всё. Сергей Мартин
ым хвостом с разнообразными орудиями пыток, укрепленными по всей длине этого омерзительного приспособления, уже смотрел на меня в упор. Кажется, я выдержал этот взгляд, напоминающий одновременно трясину, зыбучие пески и старое пепелище. Какофония омерзительного хохота, казалось, не закончится никогда. Но чудовищные голоса тут же умолкли, свернувшись в плоскость и стремительно провалившись во тьму. В пронзительной тишине послышались чьи–то тяжелые шаги. Я ждал чего–то еще более ужасного. Верно, сам Вельзевул вышел на профилактический обход, чтобы самолично со мной разобраться. Странно, что я в это время что–то вообще соображал. Кажется, я даже собрался схватиться за оружие. Но для Старшего Черта подошла бы только снайперская винтовка «Ковровец» с четырнадцатиграммовой пулей особенной формы. Винтовки, однако, не было.
Шаги приближались, становились все отчетливее, они уже громыхали, словно тяжелый товарный состав, с диким свистом проносящийся мимо перрона. Потом чьи–то исполинские руки подхватили мое тело, переместили из одной области пространства в другую, отстоящую, как я подумал, на миллиарды километров.
Я на какое–то мгновение увидел перед собой вместо очередной отвратительной рожи обычное человеческое лицо. Оно смотрело на меня глазами старика, и в них я прочел колоссальную тревогу и заботу. «Слава богу, это великий хирург… наверное Пирогов», – подумал я почему–то.
Он что–то беззвучно спросил, но я уже не слышал его, снова проваливаясь в совершенную пустоту. Ее сменила, к несчастью, великая тьма. Непроницаемая, бесконечная и холодная, как космос… Ее зловещее безмолвие и леденящее дыхание сводили с ума и сковывали волю. Несмотря на все мои неимоверные усилия. Я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Движение, как таковое, оставило меня на произвол чуждых мне сил. Душа парила, наблюдая откуда–то сверху, с гигантской высоты, изгиб реки, дом и сад, чьё–то распростертое тело, больше напоминающее пустой кокон. В нём едва теплилась жизнь. Кажется, это был я.
И снова боль… Бесконечная, невыносимая, она была огромной, как материк, и успела укорениться в каждом мускуле и суставе. Наверное, это она вызывала из глубины сознания отвратительных ужасных монстров, чьи окровавленные клыкастые пасти щерились в дьявольских усмешках.
Ощущение реальности вернулось ко мне вместе с резким запахом нашатыря. Не удержавшись, я чихнул и едва не заорал от боли – сначала в голове, и сразу же эта боль как молния ударила вдоль позвоночника, превратив все тело в вязанку хвороста. Но сухие прутья, внезапно проявившиеся вместе со вспышкой пламени, вернули меня к жизни. Видать, я очень этого хотел. Должно быть, я скорчил ужасную гримасу, потому что услышал возле себя серебряный смех и вздох облегчения – отеческий.
–Ну–ну, слава богу, выкарабкался.
Сквозь пелену слез я увидел склонившегося надо мной старика. Его лицо, показавшееся мне знакомым, было озарено светом, падающим из квадратного окна, за которым было то ли утро, то ли вечер. Продрав глаза, я смог разглядеть старика намного лучше. Это было суровое лицо, изборожденное глубокими морщинами, но великолепные серые глаза не таили угрозы, наоборот – крайне внимательно, с заботой и участием и даже несколько хищно осматривали меня.
–Кто вы? – как бы равнодушно спросил я, одновременно пытаясь понять, где нахожусь.
Старик, по виду действительно классный врач, оторвался от изучения моего бренного, тут уж не было никакого сомнения, тела и, непринужденно улыбнувшись, представился:
–Василий Николаевич. Иванов.
–Ударение он сделал, естественно, на первом слоге. Меня это почему–то обрадовало. Этот не отправит меня обратно на тот свет.
Не успел я задать нового вопроса, как получил на него ответ, словно он прочел мои мысли:
–Вы у меня на даче. Я нашел вас ровно два часа назад на берегу – без сознания. Похоже, вас кто–то здорово отделал, молодой человек. – Он испытующе посмотрел мне в глаза и, помолчав, спросил: – Вы можете сказать, что случилось?
–Не знаю… – растерялся я, почувствовав смутное беспокойство от того, что и самом деле не могу припомнить этого, несмотря на все усилия. – Не помню…
–Гм–м… А как вас зовут? – прозвучал стильный профессорский голос.
«Как меня зовут? Имя!» Я внезапно испытал ни с чем несравнимый ужас. Ледяные щупальца, раскрывшиеся где–то в районе позвоночника, мгновенно добрались до сердца. Я вдруг сообразил, что совершенно ничего не помню. Я не помнил не только того, что произошло со мной, но не знаю, как будто не знал никогда, даже собственного имени! Это чудовищное открытие повергло меня в смятение, которое не осталось незамеченным.
–Ну–ну, не хотите – не отвечайте, – нахмурившись, сказал он и, помолчав, в задумчивости добавил: – Хотя все же я как–то должен вас называть…
–Я… сейчас… не помню своего имени, – пробормотал я, буквально раздавленный абсурдностью ситуации.
–В самом деле? – Василий Николаевич подозрительно посмотрел на меня. – Если у вас есть причины скрывать его, то можете придумать любое. Мне–то все равно.
–Чёрт побери! Больше всего на свете я хотел бы сейчас знать,