Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929. Юрий Фельштинский
к чести его, не игнорировал, объяснялись объективными условиями и политической необходимостью.
Сходный характер носила и вторая, значительно бо́льшая по объему часть «Вокруг Октября». Но это был материал о событиях более близких и о том периоде, когда Троцкий и Ленин находились на почти идентичных позициях во время подготовки захвата большевиками власти, закрепления большевистской диктатуры, брестских переговоров и начала Гражданской войны. Исключением являлись только разногласия на заключительном этапе переговоров в Брест-Литовске, которые как раз во время подготовки книги воспоминаний Троцкого стали всячески преувеличивать сторонники Сталина, пытаясь превратить их в «особую позицию» Троцкого, приведшую к «срыву» переговоров.
В этой части Троцкий вполне достоверно воспроизводил действительные события и детали революции 1917 г., свидетелем и активнейшим участником которых он был. В данном случае максимально объективная картина являлась в то же время наиболее для него целесообразной с точки зрения его текущих политических задач в борьбе против сталинской группы, которую он попросту игнорировал, как будто ни Сталина, ни Зиновьева с Каменевым вообще не существовало на свете. В числе важнейших моментов, отличавших воспоминания Троцкого от откровенно апологетической литературы, были указания на то, что Ленин был рьяным сторонником большевистского террора, что партия далеко не всегда покорно следовала за Лениным и не ловила глазами каждый взмах его дирижерской палочки; что после 1917 г. в большевистской партии не раз возникали серьезные разногласия, что Ленин был не столько теоретиком, сколько практическим исполнителем заветов Маркса и Энгельса.
Троцкий написал о том, что Ленин весьма необдуманно в первые дни после Октябрьского переворота выдвинул подстрекательский лозунг «Грабь награбленное!», от которого вскоре отказался под предлогом изменившихся обстоятельств. Чуть позже, отвечая на одну из негативных рецензий, Троцкий писал: «Если теперь представить себе, что приведенный у меня по памяти, без всяких политических тенденций разговор происходил после этого знаменательного перелома нашей революционной политики, то все окажется на месте и все станет ясно. Понятно станет политически и не менее понятно психологически: Ленин не раз, с такой же вот досадой, с ироническим отчаянием, с особым этаким выразительным кряхтением отмахивался в тех случаях, когда ему приходилось слышать его же собственные лозунги, формулы или просто выражения, в известных условиях и на известный предмет сказанные, но ходом вещей уже выпущенные в тираж»[239].
Это были вполне искренние суждения, но они уже не соответствовали тем культовым установкам, на которые «тройка» ориентировала весь пропагандистский аппарат.
Воспоминания Троцкого о Ленине получили весьма позитивную оценку в тех печатных органах, которые редактировались деятелями, близкими к Троцкому по своим взглядам или, по крайней мере,
РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 289. Л. 43.