Любовь да будет непритворна. Игорь Михайлович Арсеньев
kaputt!2 – я пытался совмещать языки. – Мы – русские, verstehst du?3 Ночь на дворе. Разрешите хотя бы зайти? – сказал я как можно аристократичнее.
– О-о! Здравствуйте! Очень приятно! – ответила светозарная красота и совершенно по-русски.
– Посмотрите, – сказал не без удовольствия я, – на чём мы к вам прикатились? – жестом приглашая насладиться дизайном нашего тильбюри.
– О, schön (мило), очень хорошо, – кивая головкой, улыбаясь, полуголая затворила дверь у нас перед носом: бумс!
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Мы – охренели, если не сказать круче.
Вдобавок еще раз сверили улицу, дом: совпадает. «Здравствуйте, очень приятно…» отдавалось эхом в ушах. А вокруг ни души. Вторично стреножить «ядовитых драконов» уже совсем не хотелось. Но пришло осознание: ура, мы – подзаборники, следовательно, приключения начались!
11. «Не презирай…»
«Не презирай никакого состояния в мире, и ты иногда усмотришь нечто прекрасное!»4
Торжественность окружила нас, истинная красота величия случая! Однако вовремя, – подумали мы, – неспроста оказались на улице. Опомнились, как после ледяного душа, и сошлись во мнении, что этакий вензель, своего рода, лягание, есть символ наших дальнейших мытарств.
Ночь – полночь. Прохожих на улицах становилось с каждой минутой меньше. Иностранный, чуждый нам город засыпал на наших глазах, а мы, будто на неведомой, далекой планете, отыскали в безымянном (для нас) тупике местечко под фонарем, словно под какой-то звездой, распаковали спальники, да и уткнулись один в другого; как-никак, а «гнёздышко на двоих», хоть тонкая крыша над головой, да своя.
– В детстве перед выходом на улицу, – вспоминала Людмила, – я всегда надевала какую-нибудь яркую – броскую вещь, чтобы, если стану жертвой похищения, случайные свидетели, которым я засветила своим шарфом, помогли меня отыскать.
– А я перед тем, как нам должны были делать прививки в школе, рисовал себе полосы на руках шариковой ручкой, типа я тигр и ничего не боюсь.
– Помогало? – с улыбкой спросила она.
– Реально – придавало храбрости…
Перекантовались и не заметили, как солнечные потоки света постепенно высветили поворот улицы, сквер за чугунной оградой, как появились торговцы газетами, молоком, горячими булочками… Я разлепил глаза, и первое что я разглядел: вывеску, висящую на другой стороне улицы:
Ремонт шин и колёс – настройка велосипедов.
12. Entschuldigung
– Entschuldigung, – обратился я к первому встречному, – wo ist deine Toilette?5
Но местные люди один за другим, казалось, отказывались меня понимать. Они сторонились, шарахались от меня как от прокаженного. Я допускаю, что в порыве неуместного энтузиазма я не должным образом артикулировал, немецкое произношение, которое в жизни не практиковал, однако, ещё минута – и нас буквально окатило отчаянием. И тут, словно
Сломан (нем.).
Понимаете? (нем.)
В. Розанов «Опавшие листья»
Простите, где у вас туалет? (нем.)