Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория. Юрий Вяземский
неужели ты веришь, чтоб мог я позорящим словом
Ту оскорбить, что милей жизни и глаз для меня?
Нет, не могу! Если б мог, не любил так проклято
и страшно!
Это лучшие в мире стихи!»
Я растерялся. Я уважал Катулла. Но его стихи никогда не казались мне верхом поэтического совершенства.
А Феникс схватил меня за руки – вот так, как я тебя теперь держу – и прямо-таки простонал мне в лицо:
«Да – ревность, в которой задыхаешься, как в дыму от пожара. Да – беспрерывное унижение, которое пьешь, как умирающий от жажды будет пить даже из зловонной клоаки… Но я никогда ее так не любил! Так сильно! Да – проклято и страшно! Страшно и проклято! И каким бы чудовищем, каким бы животным она мне ни явилась, она для меня всегда будет богиней! Я ей всегда буду поклоняться! Чудовищу – еще сильнее, чем чистой, сияющей, лучезарной!»…
На него было страшно смотреть, когда он мне шептал-кричал эти слова. Я видел, что ему очень больно.
Вардий отпустил мои руки, отодвинулся от меня и велел:
– Ну ладно, иди. В следующий раз доскажу…
Обернулся и быстро пошел в сторону виллы. Он, который часто так притворно актерствовал во время своих рассказов, теперь, похоже, устыдился тех искренних слез, которые навернулись ему на глаза. А они, я видел, навернулись, непрошеные.
Свасория девятнадцатая. Фаэтон. Любовь-ненависть
Следующего раза пришлось ждать долго. Прошла неделя, прошла другая, а Гней Эдий обо мне так и не вспомнил и за мной не прислал.
В начале третьей недели я решил о себе напомнить и стал подолгу прогуливаться по периметру Вардиевой виллы. Меня, конечно же, видел привратник, видели некоторые из слуг, выходившие из ворот по каким-то своим надобностям. Но никто не пригласил меня войти за ограду. А посему на третий день моих прогулок я осмелился сам о себе напомнить.
Привратник сначала объявил мне, что хозяина нет дома. Но когда я уже собирался уходить, окликнул меня по имени и велел подождать. «Хозяин занят. Но давай на всякий случай я ему доложу», – сказал он.
Он вернулся не скоро и сердито объявил мне, что хозяин принимает очень важных гостей. Я извинился и вновь собирался уйти. И снова привратник крикнул мне вслед: «Постой! Хозяин велел обождать!»
Я вернулся и встал возле ворот. А привратник еще сильнее на меня рассердился. «Ну, не здесь же! – свирепо воскликнул он. – Что тебе тут, рыночная площадь?!.. Велено ждать в библиотеке!»
Мне открыли калитку, я вошел на территорию усадьбы и направился к дому.
Никто меня не сопровождал. И никто не встретил при входе на виллу. Я чуть помялся в нерешительности перед мраморной лестницей, затем поднялся в прихожую, миновал перистиль и вступил в библиотеку, где и остался стоять, так как сесть не решался.
То и дело из-за портьеры выглядывали слуги, украдкой и всё время разные. Пока, наконец, в библиотеку не вкатился шарообразный хозяин, радушный и радостный.
– Мой юный друг! Сам ко мне пожаловал! Какая честь для меня! – восклицал Вардий, вроде