Последний читатель. Виктор Снежен
оляли себе, проснувшись, изрядно поваляться в постели. Никодим был читателем. Читателем дорогим, известным и весьма уважаемым в городе. Впрочем, Никодим было имя ненастоящее. В читательских кругах слыло за дурной тон пользовать имена данные от рождения. Таковыми щеголяли разве что отпетые маргиналы или бретёры вроде Стаса Капустина. Этим отщепенцам перепадали лишь крохи с литературного пиршества. Надо ли говорить, что и писатели предпочитали исключительно псевдонимы один причудливее другого.
Никодим протянул руку к прикроватному столику и, взяв с него бронзовый колокольчик, позвонил им. Комната наполнилась мягким переливчатым треньканьем и за дверью тотчас послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась и в спальне, толкая перед собой тележку с завтраком, появилась служанка Амалия. Белый передник и воротник Амалии были безукоризненны. Не вызывало сомнения, что и завтрак, состоящий из кофе и горячих булочек с корицей и шоколадом, окажется выше всяких похвал. Амалия являла собой образчик горничной викторианского толка, что вполне устраивало разборчивый вкус Никодима. Числился за ней лишь один существенный недостаток. Амалия была графоманкой. Всякую минуту, свободную от хлопот по обустройству комфорта в доме, она истово отдавалась запретной страсти. Это обстоятельство заставляло Никодима относиться к горничной настороженно. Амалия была хороша собой и Никодим поначалу увлёкся ею, что не почитается излишним в читательском обществе. Однако, узнав о её увлечении, он воздержался от куртуазного предложения.
«Затащишь такую в постель, – подумал Никодим. – И придётся потом читать все её розовую ахинею про первый оргазм и неожиданную беременность».
Никодим Северов высоко ставил себя среди писательской братии. Читал только за дорого и с разбором, отдавая предпочтение детективному жанру и мемуарам. Взять же на читку опус своей горничной представлялось ему делом неприемлемым. Чего доброго, прознают доброхоты, осрамят на весь свет. Век потом не отмоешься. Но, и оскорблять Амалию категоричным отказом, Никодим не решался. Нет ничего страшнее отвергнутого автора, особенно женщины.
– Спасибо, Амалия, – сказал он, поднимаясь от подушки и шаря рукой в поисках халата. – Вы свободны.
– Вы давеча обещали, Никодим Серафимович, – едва слышно произнесла Амалия, теребя кружевной край фартука. – Что, посмотрите мою новеллу.
«Господи, это ещё и новелла!..» – страдальчески вздохнул про себя Никодим, отметив, это её «давеча». В последние годы почиталось за шик вставлять к месту и не к месту словечки-анахронизмы. И где только нахваталась, дурёха? Наверное на этих новомодных писательских курсах, гори они ясным пламенем!
– Непременно, душа моя, непременно, – бодро заверил он на горничную. – Только, пожалуй, не сегодня. Надо закончить читку. Срок поджимает. Вечером, сама знаешь, встреча с писателями. Голова кругом, ей богу. Разве что, через недельку.
Амалия вздохнула, сделала книксен и удалилась. Никодим бросил себе на плечи халат, расшитый персидскими огурцами, опустил ноги в мягкие тапочки и приступил к неспешному завтраку. То, что он только что сказал Амалии было чистейшей правдой. Вечером, в клубе предстоял отчёт о прочитанной книге. Автор который день наседал, требовал отзывов и дифирамбов. Как опытный читатель, Никодим никогда не спешил с восторженным отзывом. Автора нужно было потомить в ожидании, довести до нужной нервной кондиции. И, только тогда звонить, писать, восхищаться сюжетом, фабулой и главным героем.
Евлампий Блаженный, роман которого Никодим читал в последние дни, был уже в крайней степени возбуждения и ежечасно засорял социальные сети то мольбами, то угрозами суицида. Нужно было непременно сегодня предоставить ему отзыв, иначе, чего доброго, тот и взаправду наложит на себя руки.
Никодим Северов не даром слыл корифеем среди читателей. Он, почти всегда мог с первой читки определить кто в романе главный герой, и есть ли он вообще.
Однако, с последним автором Никодим явно попал впросак. Роман назывался «Кровавая пуля» и, судя по названию, обещал быть вестерном или детективом. Но, дойдя до сто восемнадцатой страницы, Никодим не встретил ни пули, ни убийства, ни, даже, возможной жертвы. Да, и с определением главного героя дело явно застопорилось. Правда, вскользь упоминался некий Диего, претендующий на эту вакансию. Но, кто он и какова его сверхзадача, понять из текста не получалось.
Покончив с завтраком, Никодим перебрался к рабочему столу, где покоился тяжёлым могильным камнем роман многострадального автора. Никодим принимал в читку только печатные тексты, отвергая любые интернет-версии, даже, если сулили весьма хорошие деньги. Однако, в последнее время авторы с неимоверной быстротой превращали рукописи в печатные фолианты и работы у Никодима Северова прибавилось.
Никодим опустился в тяжёлое кресло, обитое потёртой выцветшей кожей и включил настольную лампу. Из-под абажура на зелёный бархат стола заструился мягкий спокойный свет. И стол, и кресло, и лампа с абажуром были настоящие, старинные, видавшие виды. От них веяло вековой тайной и основательностью.
В комнату, мягко шурша по начищенному до солнечного блеска паркету, вкатился робот-уборщик Фёдор, отдалённо похожий