Жизнь без спроса. Саша Канес
не стало. Теперь вместо одной учительницы у нас появилось сразу несколько преподавателей, каждый из которых вел свой предмет, практически все – женщины. Исключение составлял физрук, маленький и очень вертлявый экс-футболист, и еще преподаватель труда у мальчиков. Но я с этим угрюмым спившимся человеком, слава богу, никак не соприкасалась. Учительниц я условно разделила в голове на «бабок» и «теток». И те, и другие распространяли вокруг себя скуку, уныние и раздражение. Некоторые, наверное, изначально были неплохими женщинами, имевшими и кругозор, и талант, и интерес к жизни, к работе, к своему предмету. Но лучших либо исторгал из своей гнилой среды убогий и нудный коллектив, либо доканывали дети.
Среди школьников с четвертого по восьмой класс тон задавали наиболее агрессивные и жестокие типы. Их было не очень много, но большинство отличалось пассивностью и трусостью. Все, как и во взрослой жизни. Была бы моя воля, я бы вообще не ходила на занятия. Зачем? Прочитав учебник, я понимала все намного легче и быстрее, чем на уроке, когда учительница, сама не семи пядей во лбу, ориентировалась на нескольких полудебильных носителей алкоголической наследственности.
Мама совершенно не одобряла моего отношения к школе и даже слышать не желала о том, чтобы перевести свою единственную дочь в более приличное место.
– Мы будем жить в таком же доме, как все, мы будем покупать продукты и вещи в тех же магазинах, где их покупают все. И ты будешь учиться так же, как все, и там же, где все!
Я слушала маму и верила, что именно так и надо жить. Она была для меня главным авторитетом. И даже тогда, когда все мое естество протестовало против общения со всевозможными «всеми», я продолжала верить маме и твердо знала, что она всегда и во всем права.
Мама годами работала инженером-конструктором в проектном институте за сто сорок рублей в месяц. Деньги это были не то чтобы мизерные, но какие-то унизительные – столько же зарабатывал любой малоквалифицированный слесарь или уборщица. Я никак не могла понять, зачем учиться пять лет, сдавать экзамены, писать диплом, если потом получаешь меньше, чем вагоновожатый?
– Когда ты идешь в институт, ты выбираешь не зарплату – ты выбираешь среду! – сто раз слышала я.
– Но если я буду выбирать ту самую прекрасную среду программистов и чертежников, то зачем я сейчас мучаюсь в этой дурацкой школе, в бездарном классе с будущими пьяницами и уборщицами? – порой прорывалась у меня.
И один и тот же ответ:
– Нельзя расти в парнике!
Мне было страшно смотреть, как мама надрывалась над кульманом. Я не верила, что она так уж любит чертежи этих дурацких автосцепок, пятников и тележек. Отец хоть вправду свои компьютеры любил или, по крайней мере, верил в то, что их любит. А мама только мучилась!
Однажды я решила проверить, так ли это безысходно. Вдруг мама просто не задумывается, что жизнь можно изменить? Почему бы ей не пойти, например, продавцом в книжный магазин, где, конечно, платят на пятнадцать рублей меньше, но зато не нужно ехать каждый день полтора часа через весь город и не нужно портить глаза