Кризис и жизнь. Александр Левинский
улся сразу с тремя кризисами, совпавшими во времени: геополитическим соперничеством между великими державами, которое привело к санкциям и торговым войнам, острейшим структурным кризисом на нефтегазовых рынках, которые связаны как с накопившимися искажениями в структуре предложения, так и с угрозой спросу на углеводороды в рамках радикального энергоперехода к безуглеродным источникам энергии, и, наконец, с разворачивающейся пандемией коронавируса. Каждый из них по отдельности не является уникальным, но именно их сочетание представляет серьезнейший вызов для энергетических рынков и мировой экономики. Эпидемия коронавируса COVID-19 вызвала общее замедление экономической активности в мире. Распространение ограничений на передвижение населения внутри стран и между странами из-за карантинов непосредственно сказывается на спросе на нефтепродукты, и через снижение загрузки НПЗ – на спросе на сырую нефть. В 2020 году общий спрос на нефть впервые с 2009 года может снизиться к предыдущему году, при этом оценки масштаба сокращения продолжают меняться в сторону увеличения по мере распространения эпидемии на новые страны. Важно отметить, однако, что шок на стороне спроса носит ограниченный во времени характер. По мере завершения эпидемии и экономическая активность, и спрос на нефть будут восстанавливаться. Это, скорее всего, будет происходить уже в четвертом квартале 2020-го.
Структурный кризис на стороне предложения и начавшаяся война за передел рынков вызывают большую тревогу, так как их эффект долгосрочный. Развалившаяся сделка ОПЕК+ и решение Саудовской Аравии и других производителей из зоны Персидского залива задействовать свои свободные производственные мощности и увеличить добычу создали угрозу формирования серьезного профицита предложения и обвалили мировые котировки нефти в моменте до $30 за баррель (напомним, что в январе этого года цена барреля поднималась до $70). На первый взгляд неспособность Саудовской Аравии и России договориться о взаимодействии кажется иррациональной. Никакое реалистично возможное увеличение рыночной доли не сможет компенсировать потери от падения цен вдвое на длительном горизонте. Но с другой стороны, продолжающийся рост добычи нефти в США, который «съедал» весь прирост спроса на протяжении последних лет, стал ловушкой для соглашения ОПЕК+ и особенно для Саудовской Аравии. Саудиты несколько раз за последние годы предпринимали попытку протестировать способность конкурентов выжить в условиях низких цен. Задача осложнялась тем, что, несмотря на очень низкие затраты на добычу нефти в королевстве, его бюджет зависит от высоких цен на нефть. В этом году, по оценкам МВФ, Саудовской Аравии для бездефицитного бюджета нужна цена барреля нефти $82. Все последние годы рыночные цены были существенно ниже этого уровня, что заставляло королевство тратить огромные суммы золотовалютных резервов (более $400 млрд за последние пять лет) для финансирования дефицита бюджета. В отличие от России, которая решала эту проблему за счет масштабной девальвации рубля и активного импортозамещения, особенно на рынке продовольствия, обменный курс риала к доллару все эти годы оставался фиксированным, отражая огромную зависимость Саудовской Аравии от импорта оборудования и потребительских товаров. Ставка Саудовской Аравии на своеобразный блицкриг – молниеносную войну, которая заставит других производителей с высоким уровнем затрат резко сократить добычу, – в этот раз может иметь больший успех, чем в конце 2014 и начале 2016 года. За последние 10 лет наибольший прирост добычи нефти в мире пришелся на американских производителей нефти плотных пород. Несмотря на взрывной рост объемов добычи, финансовое положение американских сланцевых компаний оставалось тяжелым даже до недавнего обвала цен и резкого падения стоимости акций. Сектор поглотил огромные инвестиции, но в течение последних 10 лет не сумел показать положительный денежный поток, даже при ценах на нефть выше $60 в среднем за период. Американские компании – и производители, и сервисный сектор – работали, покрывая лишь свои операционные затраты. В 2019 году прошла череда банкротств «сланцевиков», и, несомненно, в этом году на фоне резко снизившихся цен мы увидим новые банкротства. И все же опыт американских сланцевых производителей показал, что они могут длительное время выживать в условиях низких цен благодаря концентрации на так называемых sweet spots (наиболее продуктивных участках месторождений), активному использованию ценового хеджирования и доступу к дешевому финансированию, а главное, гигантскому технологическому прогрессу в бурении протяженных горизонтальных скважин и технике многостадийного гидроразрыва пласта. В конечном счете это позволяло продлевать до недавнего времени кредитные линии и продолжать получать финансирование. Новый фактор, проявившийся буквально в последние пару лет, – это отношение к нефтегазовым инвестициям как к крайне токсичным, вызывающим обвинения в игнорировании проблем глобального потепления и фактически социально безответственным. Многие инвестиционные фонды теперь ограничивают или полностью запрещают инвестиции в компании традиционной углеводородной энергетики. Если раньше банкротство сланцевых производителей означало, что кто-то другой возьмет их активы на баланс и сможет получить новое долговое финансирование, то теперь такой сценарий выглядит более проблематичным. В ближайшие месяцы мы будем в режиме живого эксперимента наблюдать за