Черная тарелка. Михаил Кривич
и унес очень и очень серьезные документы. На следующий день, когда Клава ехала в Палату, в ее БМВ бросили банку с краской. Удар пришелся по лобовому стеклу, водитель лишился обзора, и машина едва не врезалась в автобус. А еще через неделю случился пожар.
Это была редкая за последние полгода ночь, когда Клава не отодвинулась от меня, сославшись на головную боль и усталость, а позволила себя обнять, позволила все, что мы так с нею любили, и сама была пылкой, как прежде, словно не было между нами проклятой Палаты, с ее регламентом, законопроектами, фракциями, комитетами, депутатскими запросами. Потом мы обнявшись лежали лицом друг к другу, и Клава шептала: «Бросим все к матери и уедем в Анталью, а? Ну хоть на недельку…» Я согласно кивал головой, хотя знал, что никуда мы не уедем, по крайней мере до конца сессии, которая заканчивалась аж через три месяца. И тогда тоже не уедем, потому что и в каникулы у Клавы будет бездна дел, и она улетит без меня в какой-нибудь Усть-Каменогорск, а если и возьмет меня с собой, то я буду целый день дожидаться ее в гостинице, и вернется она в номер едва живая, скажет «ой, давай не будем сегодня» и тут же уснет. Нам это надо?
Не надо, ответил я сам себе и тут же почувствовал запах гари. А через секунду мы оба закашлялись от сильного дыма. Вскочив, я зажег свет и увидел дымовую завесу, наползающую со стороны прихожей. Ковролин у двери уже лизали язычки пламени. Я успел набрать 01, обернуть лицо Клавы полотенцем и вытащить ее на балкон.
Пожарные приехали мгновенно – кто-то из соседей вызвал их до меня – и быстро затушили огонь. Мы с Клавой, мокрые, закопченные, полуодетые, вернулись в комнату и принялись оценивать ущерб. Появилась милиция, приехала бригада с Петровки. И стало ясно, что квартиру подожгли. Не таясь, нагло, вызывающе. Даже канистру с бензином не удосужились куда-нибудь припрятать.
Сережа Сонокотов помог нам собрать что уцелело и отвез нас в необжитые, обставленные казенной мебелью апартаменты на Остоженке.
Клавина историческая речь «Откуда ноги растут» вошла в сокровищницу мировой политологии, ее до сих пор изучают в крупнейших университетах мира, ей посвящены десятки диссертаций, о ней пишут школьные сочинения. По своей значимости в истории Наиновейшей России с нею может сравниться разве что другое выступление Клавы, совсем короткое – на площади перед Палатой. Но об этом немного позже. А сейчас расскажу о том, что предшествовало знаменательному событию, – об Остоженских, как их принято называть, бдениях.
Первую неделю после пожара и вынужденного переезда Клава дневала и ночевала в Палате, обустройство же нашего нового жилья полностью легло на меня. Я докупал посуду и постельное белье, вешал приличные шторы взамен казенных, словом, наводил порядок и уют в нашем шестикомнатном гнездышке. Порой возникала необходимость посоветоваться с хозяйкой, и я звонил в Клавину приемную. Трубку брал незнакомый помощник и сухо сообщал, что Клавдия Николаевна недоступна, или проводит совещание, или принимает зарубежных