Принцесса Володимирская. Евгений Салиас-де-Турнемир
им настолько бессмысленным, что никто из них не решился сказать об этом вслух; каждый из них думал то же, а она сейчас воскликнула это во всеуслышание.
Все присутствующие смутились, глаза всех остановились на старой графине, ожидая от нее взрыва негодования, хотя какого-либо возражения или слова, какого-либо протеста.
Но графиня сидела неподвижно, как оцепенелая, бледнее снега, и не сразу два слова сорвались невнятно с ее языка:
– Что?! Безумная!.. Ты безумная! – прибавила она через мгновение. – Она от горя сошла с ума! – обернулась графиня ко всей толпе.
Но эти слова только более воодушевили Людовику. Ее горе, ее отчаяние как бы исчезли под наплывом негодования и чувства мести. Она вполне владела рассудком, и мысли в голове были яснее, чем когда-либо. Она была так искренно, так твердо убеждена в том, что говорила, обвиняя четырех лиц в преступлении, что именно эта искренность, это убеждение проникли и во всех присутствующих.
– Вы сестра отца моего, но он не любил вас, а вы его ненавидели так же, как я ненавидела всегда вас. Вы теперь наследница всего его состояния и замка, но, прежде чем вы вступите в ваши права, я здесь буду распоряжаться, но не имуществом, а чтобы отомстить за отца и раскрыть преступление. Я обвиняю вас, вашего друга капеллана, человека злого и коварного, и этих двух пришлых людей, никому не известных. Я докажу это преступление, я все вспомню и расскажу, хотя бы и то, как когда-то отец Игнатий усыпил меня из какого-то флакона и целовал, когда я была в бессознательном состоянии.
– Безумная! Безумная! – воскликнула графиня.
Но в ту же минуту кто-то вскрикнул и выдвинулся вперед.
Это был камердинер графа. Он бросился к Людовике со словами:
– Усыпил? Флакон? У меня флакон! Чужой! Вот он! Я нашел у постели.
И лакей, вытащив из кармана маленький флакончик, поднял его вверх дрожащею рукою.
– Вот он, Господь, наказывающий злодеев! – воскликнула Людовика. – Это флакон отца Игнатия, такой же был у него в руках, когда он меня…
Но Людовика не договорила и схватилась за сердце, которое, казалось, готово было перестать биться.
Странный гул и ропот прошел по толпе всех этих домочадцев разных национальностей. Еще недавно разделенные на три лагеря, хотя в шутку, теперь они были проникнуты одним чувством, общим для всех, одною тревожною мыслью и проникнуты одним желанием – выяснить дело, страшное происшествие.
– До тех пор, – вскрикнула Людовика, – покуда здесь не будет правительственный судья из Киля и не возьмет все дело в свои руки, до тех пор я здесь приказываю. Хотите ли вы мне повиноваться во всем?
– Да, приказывайте, – решительно и громогласно было ответом.
Старая графиня поднялась с места, хотела что-то приказать, но Людовика бросилась к ней, как бы боясь, что старая графиня убежит.
– Извольте идти в свою горницу, – приказала она. – Вы будете заперты там, покуда не появится здесь член магистрата. Отведите ее! А этих трех злодеев запереть сейчас в библиотеке и поставить караул!
Или