Дьявольский остров. Максим Шахов
совершенно других, как это, способах улаживания конфликтов.
– Но ведь это предатель!
Внезапно окна осветились белым светом – по стенам проползли лучи прожекторов. С моря, заунывно завывая, дул ветер, а в полумраке барака надрывно гудела «буржуйка».
Бронислав накрыл голову соломенной подушкой.
5
В узкое окно барака ударялись острые, словно осколки стекла, крупинки снега. Вьюга разыгралась с утра. Укутавшись в шинели, военнопленные лежали на своих нарах и тихо переговаривались. В такую погоду, конечно, никто их на работу не позвал бы. И когда со скрипом открылись тяжелые двери, военнопленные приподняли головы. В барак, в длинных тулупах с поднятыми воротниками, в шапках-ушанках, обильно посыпанных снегом, зашли двое – комендант и рыжебородый охранник, вооруженный винтовкой.
Староста барака быстрым шагом подошел к начальнику.
– Шпилековаски, – сказал тот.
– Сейчас, – ответил Пантелей Пудовкин. Он подбежал к нарам, на которых дремал военфельдшер.
– Альберт Валерьянович, вас просят.
Шпильковский открыл глаза, посмотрел на стоящих возле порога коменданта и охранника:
– Ах, да. Иду.
Военфельдшер быстро оделся и подошел к выходу.
– Племянник ваш чувствует себя хорошо? – спросил он по-немецки.
Комендант догадался, о чем идет речь, и ответил:
– Я, гут.
Военфельдшер, комендант и охранник вышли на улицу, а староста плотно закрыл за ними дверь.
– Чё там? – спросил у него подошедший Хомутарь. – Снова Валерьянку к мальцу повели?
– Не твое собачье дело, – резко ответил староста.
Снег сыпнул Шпильковскому в лицо, руки на морозе сразу же озябли. Комендант заметил это, снял свои меховые рукавицы и отдал военфельдшеру.
– Руки у врача должны быть теплые, – сказал он на своем языке.
Шпильковский не стал отказываться – он знал, что сегодня ему предстоит снимать мальчику швы, и руки должны быть послушными.
Под присмотром часовых, что находились на башне замка, из бойниц которого торчал ствол пулемета, комендант, рыжебородый и военфельдшер прошли в пристройку.
По дороге в смотровой кабинет помощник коменданта позвал из камеры Стайнкукера. Переводчик не помешает.
– Ветеринара мы звать не стали – погода слишком плохая, – сказал комендант, – вы ведь сами справитесь?
Батальонный комиссар перевел.
– Да, справлюсь.
Мальчик лежал на железной кровати. Рядом с ним была его мама. И хотя она уже не рыдала от отчаяния, все равно очень переживала за сына.
– Готтфрид, поблагодари доктора, – сказала Ульрика. – Это он тебя спас.
Стайнкукер перевел.
– Спасибо, господин доктор, – сказал мальчик.
– Как ты себя чувствуешь? Живот не болит? – поинтересовался Альберт Валерьянович.
– Чувствую хорошо. Живот болит чуть-чуть.
– Ну-ка, покажи.
Шпильковский внимательно осмотрел рану. Рубец уже успел хорошо затянуться.
– Отлично, сейчас