Улыбка Бультерьера. Книга вторая. Михаил Зайцев
нашарил на столе холодный заварной чайник и черствую хлебную горбушку.
Хлебнув заварки, пожевал хлебушка, пригладил свалявшиеся со сна волосы, огладил бороду и, прикурив беломорину, двинулся в сени. По дороге прихватил кепку и в который раз подумал, что пора бы подстричь русые с проседью космы, да и бороду не помешает подровнять.
В сенях меня дожидались собственноручно выструганная палочка грибника и замысловато плетенное объемистое лукошко. Вооружившись палкой и лукошком, я вышел во двор, замкнул висячий замок на дверях избы, спрятал ключ в щели сруба и поспешил в сортир, что притулился на краю участка.
Соседская дворняга по кличке Мариана очнулась, когда я уже выходил на улицу, закрывал за собой калитку. Псина, названная в честь героини мексиканского телесериала, запоздало тявкнула, возмутилась нарушением заведенного в деревеньке графика жизни. Дурная собака. Я почти каждый день встаю раньше всех и отправляюсь в лес, а она все никак не привыкнет. Склероз у собачки, не иначе.
Я шел посередине единственной в деревне улицы, пыхтел «Беломором» и от нечего делать вертел головой в разные стороны. В жидком свете бледнеющей луны брошенные избушки выглядели зловеще. Справа и слева, через один, пустой дом. Ветшает деревенька. Вымрут старики, подрастут и уедут в город дети моего соседа Мирона, и конец поселению. А ведь не медвежий угол, на машине отсюда до Твери всего-то час езды. И все равно не желает молодежь копошиться в земле, предпочитает город с его цивилизованными соблазнами. Дома продаются за бесценок, я свой купил вместе с участком и всеми хозяйственными постройками меньше, чем за тыщу зеленых. Прежнее жилище под Ярославлем продал за три, две штуки сэкономил и перебрался сюда, вроде как заниматься фермерством. Впрочем, заграничное словечко «фермер» мне не нравится. Я вырос в Сибири, в тайге, знаком с работой на земле не понаслышке и на все сто процентов убежден, что синонимом ихнему «фермер» будет нашенское полузабытое «кулак». А я перебрался под Тверь отнюдь не затевать кулацкое подворье, я намерен крестьянствовать, вести, так сказать, натуральное хозяйство. И сбор халявных даров природы, грибов в частности, для моего хозяйства какое-никакое, но подспорье.
Меж тем я сейчас иду в лес не только ради белых с подосиновиками. Собирательство, честно говоря, лишь повод уединиться. На самом деле мне необходимо скрыться ненадолго от лишних случайных и любопытных глаз.
Как только я вошел в лес, то сразу же потопал быстрее. Меня не смущает темень кромешная, в лесу мне хорошо, здесь я чувствую себя своим что ночью, что днем. Я шел, все ускоряя и ускоряя шаг, и минут через сорок знакомые стежки-дорожки вывели меня на скромных размеров полянку у тихой лесной речушки.
Туман белым саваном стелился над темными водами безымянной протоки, ласково шуршала под ногами тяжелая от росы трава. Я сбросил с плеч телогрейку, едва ступив на поляну. Отшвырнул палку грибника, лукошко, тряхнув головой, лишился кепки, разулся, снял джинсы, кальсоны, стянул через голову тельняшку и приступил к разминке.
В первую очередь, как и положено, размял мышцы, начав с голеностопа и закончив мышцами лица. Затем похрустел суставами, помучил позвоночник и, когда разогрелся как следует, занялся акробатикой.
Я кувыркался по поляне, словно молодой «обезьян», крутил сальто, приземляясь то на одну руку, то на одну ногу, а то на лопатки или на грудь. Я радовался неровностям почвы, которые мешали легким и плавным приземлениям и заставляли тело думать, искать изящные выходы из чреватых вывихами и переломами положений. Я забавлялся минут десять, а то и больше, пока не долбанулся случайно лбом о затаившуюся в высокой траве корягу.
За что боролся, на то и напоролся. Рисковал здоровьем впотьмах и доигрался. Теперь над бровью вспухнет приличных размеров шишка. А вообще-то ничего страшного, подумаешь – шишка, какие пустяки. Вы скажете – могло быть и хуже? Согласен! Однако без определенного риска в тренировочных упражнениях поддержать на должном уровне мои весьма специфические благоприобретенные инстинкты никак невозможно.
И все же хватит на сегодня рисковать, довольно изображать влюбленного павиана в брачный период. Заработал шишку, и будет, пока она пухнет, пойду, покачаю мускулы.
У края поляны чернел в темноте толстенный трехметровый обрубок соснового ствола, похожий на бревно с картины «Ленин на субботнике». Должно быть, лет десять тому назад посетили сей забытый уголок леса туристы-дачники, свалили сосенку, часть в костре пожгли, а этот обрубок пользовали в качестве завалинки. Я же, как наткнулся пару месяцев назад на эту поляну, как увидел бревнышко, сразу придумал ему иное, физкультурное, применение.
Подхватив руками бревно, я поднатужился и, кряхтя, с горем пополам закинул импровизированную штангу себе на плечи. Тяжелая, зараза! Аж в глазах потемнело. Но минимум пять приседаний с весом, никуда не денешься, надо сделать. Мой первый и единственный Учитель, мой покойный дедушка в гробу перевернется, ежели я не сделаю эти проклятые пять приседаний.
Раз. Бревно норовит опрокинуть меня мордой в землю. Надо спину держать ровнее…
Два. Кажется, позвоночник сейчас сожмется гармошкой…
Три.