Песни Орфея. Калле Каспер

      Твой пепел – ох, нелегкая поклажа,

      Да и тропа моя могла быть глаже,

      Скользит стопа и мо́чи нет в ногах,

      Но должен я – хоть рухнет мирозданье! —

      Исполнить сердцем данное заданье —

      В Элизиум доставить милый прах.

      Самозабвенны были, словно дети,

      В любви: я так хотел тебя спасти;

      Спешила ты, щадя меня, уйти —

      И на́ день меньше прожила на свете.

      Теперь, как сирота, роняю слезы,

      Сижу часами тупо на лугу —

      И вынести разлуки не могу…

      Твой лик мелькнул в ручье?.. Всего лишь грезы.

      Бальзамировщик стер твои черты…

      Я прочь пошел – к пещере, где стенаю

      И на скале осколком высекаю:

      «Я умер в тот же самый час, что ты».

      Могу существовать – сидеть, ходить,

      но мыслить – нет, – поскольку лишь с тобою

      Способен жить и чувствовать живое…

      Греби, Харон! Мне Стикс бы переплыть!

      Кто б знал, что счастье тоже убивает!

      Но убивает, порождая боль.

      Воспоминаний горькая юдоль

      Осталась мне. Кто б знал, что так бывает!

      На каждом снимке – ты: мила, нежна;

      Сама любовь, и женственность, и верность,

      И чистота… Кто скажет «эфемерность»? —

      Пускай меж нами пропасть и стена.

      Хотела ты быть вечно молодой,

      И эта страсть тобой руководила,

      Ты листопад и иней победила,

      Весну, но лето кончилось бедой.

      Я думаю, тебя за красоту,

      Ревнива – а поэтому сердита,

      Тщеславная сгубила Афродита,

      Поправ о справедливости мечту.

      Теперь мы станем мучиться всегда.

      Вся плоть моя как бы огнем палима,

      И эта боль сильна и нестерпима.

      Скажи, и ты несчастна так же, да?

      Изнемогаешь тоже от разлуки,

      Страдаешь, как и я, утратив плоть,

      Но памяти не в силах побороть?

      Не тела, а души ужасны муки.

      Как вышло, что ужалила змея?

      Сошла с тропинки верной, необута?

      Мгновенье боли, страшная минута…

      Не уберег тебя – вина моя.

      Мне бы с прутом ходить перед тобою

      И шевелить опасную траву!..

      Ужалена змеей… А я живу,

      Как – не пойму, с чудовищной бедою.

      Срослись, как жила с костью, мышца с жилой,

      И мысли друг от дружки не тая, —

      Жена и муж; но как тогда твоя

      (Своя?) плоть вожделенна с прежней силой?

      Нож мясника сверкнул – и разрубили

      Нас пополам, – я думаю, затем,

      Чтоб в чуде не уверились совсем,

      Чтоб муки разделенья нас убили.

      «Люблю, люблю!» – кому теперь сказать?

      Бывало, повторял на дню раз двести:

      Тебя такие радовали вести,

      А я был рад такую радость дать.

      Теперь могу лишь кликать в пустоту,

      Не ведая, дойдут ли эти клики…

      Нет, не смирюсь с утратой, Стикс безликий!

      Верни мне свет мой, счастье и мечту!

      Верните плоть и душу Эвридики!

      Не вещь, но всё же собственность моя:

      Ее слепил я из небытия, —

      Не думайте, что это просто бзики.

      Но пусть безумец я – да не подлец! —

      Вам, боги, оставляю эту нишу.

      Вы не любимы смертными, как слышу, —

      Вы нечестны и лживы, наконец.

      Прошу тебя, родная, дай им весть,

      Всем этим тварям, о моем раскладе:

      Пусть налетят менады, Зевса ради,

      И довершат намеченную месть.

      Пусть поплывет по водам голова —

      Мое, уже не нужное мне бремя, —

      Туда, где ты, где прекратилось время,

      Но где душа твоя еще жива.