Меж Задзенью и дазейном воззия Бомж-Бумазейный. Артемий Ладознь
своего времени и наследуемых канонов привлекательности и конвенций проявления знаков внимания – могут в сущности блюсти прохладный нейтралитет. Несколько более общо, вероятность того, что тем же или более старшим поколениям понравится особь более юного возраста, a priori выше обратного, – а именно того, что младшим понравятся старшие. Это вовсе не столь тривиально, как может показаться. Во-первых, хотя бы тем, что дельта разрыва поколений, стремящаяся к нулю, означает любовь меж сверстниками (вплоть до нарциссизма индивида), – что соответствует тождественному совпадению вероятностей, но отнюдь не их максимуму: помимо любви к себе, мыслима и ненависть, и безразличие, и спектр более непростых переживаний. Во-вторых, куда важнее сего специального случая или представления то, сколь роднит и урезонивает сия гипотеза все вышевысказанные, в частности в своей формальной неудобоотличимости от некоммутативности типов ошибки (как и неэквивалентности альфа и бета).
Герой обречен по определению: обречен страдать. Либо влиять. Либо – на то и это?..
Впрочем, не вполне свободна была его теория и от известных субъективных изъятий да оговорок. Самому-то ему – все ли юные представительницы нравились? Не ловил ли себя время от времени на позывах к старческому побрюзгиванию в адрес всех этих кустистых бровей а-ля Кара (еще когда писалась через двойное «gn’ и переставшая после поста на форуме Y Gyrddien, подсказавшего, что не бывает таких имен, как и Leezza и производных) или Марго, гипертатуированности и сакраментальных очочек, за коими тает неповторимость в качестве цены соответствия и легкой приукрашенности. Этой напасти, что – подобно ложному упрощенчеству – неизменно влечет непоправимое отягощение, невозможность выбраться из дебрей абсурда подобно бессилию смыть более не модный татуаж.
Исход второй: мытарствами межпорнократийными
Меж первым и вторым исходами пролегло посткризисное межсезонье, интеллектульно беспутное распутье, когда всяк утюг заквакал (а затем – и magna opera поиспускались) о том, как же все, однако, заблуждались в своей клубной вере в непогрешимость упрощенчества, и «только он» (они, элита среди элит Клуба) прозирали и прорекали всяческая. Флюгера сии ничем не рисковали: «Got nothing to lose and everything to win!» Поначалу постулируя абсурдные леммы на тему эффективности рынка в сильных и полусильных формах, а затем срывая аплодисменты в случае мягких и условных опровержений своего же фанатичного легковерия в безопасность overleveraged growth paths (видимо, по Модильяни-Миллеру, даже в случае, когда стоимость обслуживания debt overhang стоила в точности роста ВВП – пусть и при околонулевых, отрицательных, почти комплексных ставках рефинансирования, условиях реструктуризации, rollover terms) – неизменно срывали овации и пополняли репутационный счет. Goodwill-капитал разбухал в меру преобладания недоброй воли.
Не желая участвовать во всем этом пирамидозодчестве (или «Ponzi-понтах»,