Ночной паром в Танжер. Кевин Барри

      Глава первая. Девушки и собаки

      Неужто конца-края этому не будет, Чарли?

      Да ты сам не хуже меня знаешь, Морис.

      Два ирландца мрачнеют в промозглом свете терминала, страдальчески и горестно жестикулируют – они родились с такими жестами и с легкостью ими разбрасываются.

      Ночь в старом испанском порту Альхесираса.

      Да и хуже места не придумаешь – тут прямо-таки надо отрастить глаза на затылке.

      В паромном терминале жуткая атмосфера, зловещее чувство. Разит уставшими телами и страхом.

      Видны потрепанные плакаты – пропавшие без вести.

      Слышны объявления таможни – narcotraficante.

      Варится в собственном ночном поту слепец, продает лотерейные билеты и щелкает зубами, как жирный гремучий гад, – лучше от его присутствия не становится.

      Ирландцы беспечно глядят на лица прохожих, расплывающиеся в семи человеческих тревогах: любовь, скорбь, боль, сентиментальность, алчность, похоть, желание умереть.

      Выше над ними, по эскалатору, – кафе-бар: шипит ожиданием, звенит жизнью.

      Есть окошко с надписью Información – ну очень полезное, и под ним вопросительно торчит небольшой карниз.

      Морис Хирн и Чарли Редмонд сидят на скамейке в нескольких метрах к западу от окошка. Им чуть больше пятидесяти. Теперь-то годы катят как волны. Их лица старой закалки – твердые линии подбородков, безалаберные рты. И по-прежнему – чуточку – лихой вид.

      Оба в идеальном тандеме поворачиваются к окошку со знаком Información.

      Не подскочишь, Чарли, не спросишь еще разок, для верности? Когда там, бишь, следующий паром?

      Да, но там все тот же сидит. С кислой рожей. Он не из разговорчивых, Мосс.

      А ты попробуй, Чарли.

      Чарли Редмонд встает со скамейки, рассыпая кряхтенье. Разминает длинные кости. Подходит к окошку.

      Он хромает и подволакивает неживую правую ногу с мягким скользящим движением, с натренированной легкостью. Забрасывает на стойку локти. Излучает наглую угрозу. Цепляет гримасу уличного пацана. Его испанский акцент – родом с севера Корка.

      Hola y buenos noches[1], говорит он.

      Долго ждет, оглядывается через плечо, окликает Мориса.

      Глухо, Мосс. Так и смотрит с кислой рожей.

      Морис грустно качает головой.

      Блин, ненавижу безграмотность, говорит он.

      Чарли пробует еще раз.

      Hola? Прошу прощения? Хотел узнать насчет следующего парома, который с Танжера? Или… в Танжер?

      Печальное молчание; жест.

      Чарли оглядывается на друга и пожимает плечами, как informaciónista.

      Тут только руками разводят, Морис.

      Ты ему habla inglés[2] скажи, Чарли.

      Но Чарли уже всплеснул руками и шаркает обратно к скамейке.

      «Хуябла», говорит. Только руками разводит и глазами хлопает.

      И рожа как от неудачного брака, говорит Морис.

      Резко разворачивается и вопит в окошко:

      Рожу попроще сделай, сука!

      …и теперь довольно склабится.

      Такая развязная скверная улыбка мелькает у Мориса Хирна часто. Левый глаз у него мутный и мертвый, правый – как заколдованный, жизнь в нем бьет ключом, словно компенсация. На Морисе потрепанный пиджак, черная рубаха с распахнутым воротом, белые кроссы и котелок, задвинутый далеко на затылок. Сразу видно: когда-то во все края мужик, но уже давно нет.

      Ну ты прям поставил его на место, Морис. Прям вправил мозги.

      А Чарли Редмонд? Лицо какое-то старомодное, как у придворного шута – средневековое, того и гляди сбацает на лютне. В каких-нибудь там зарослях лабазника. Жаркие любвеобильные глаза и опять же потрепанный костюм, но стильные туфли ржаво-рыжего цвета – пара замшевых штиблет, от которых так и тянет борделем, и чудный галстук из зеленого вельвета. А еще расстройство желудка, мешки под глазами, как могилы, и вдобавок расстройство души.

      На полу, между их ног, сумка – старый раздолбанный «Адидас».

      Сколько лет мы сюда наезжаем, Чарли?

      Да уж.

      Так-то подумать, язык пора уже знать.

      Да тормоза мы, Морис.

      И не говори.

      Бедный Морис Хирн из Тохера, человек с социального днища, обозревает толпу.

      Вдруг кончик шнобеля Чарли подергивается, считывая перемены в воздухе терминала.

      Policía, говорит он.

      Где?

      Ты чем