Пугливая герцогиня. Аманда Маккейб
был событием сезона. Все, кто хоть что-то представлял собой, и даже несколько человек, проскользнувших исключительно при содействии лакеев, – все сегодня собрались в сверкающем зале. Тысячи свечей проливали свет на ослепительные шелковые наряды, шуршащие кружевные веера и отражались в блеске изысканных сапфиров и рубинов.
Одни гости кружились по гостиной, исполняя затейливые фигуры контрданса, другие наблюдали за танцующими по краям и в уголках комнаты, смеясь и весело болтая. Их голоса сливались в сплошную пронзительную какофонию, разобрать в которой хоть слово не представлялось возможным.
«Однако вряд ли это имеет значение, – думала Эмили, – вряд ли кто-нибудь на подобном светском собрании имел намерение вести серьезные разговоры». Все собрались здесь лишь с одной целью – показать себя, свою значимость и важность. Недаром их пригласила на бал сама леди Орман. Они истратили огромные деньги на портних, модисток и парикмахеров, чтобы, подобно сардинам в бочке, набиться в эту душную гостиную, где затопчут подолы шикарных платьев, опадут от жары завитые локоны, а от тщетных попыток перекричать друг друга заболит горло.
И ради чего? Ради сомнительного удовольствия лицезреть свои имена в газетах? «Мистер и миссис такие-то были замечены на приеме у леди Орман…»
Эмили вздохнула. Без сомнения, было множество возможностей не то что более приятного, но гораздо более полезного времяпрепровождения. Однако ее родителям и брату Роберту, похоже, все это очень нравилось.
Она стояла на цыпочках и сквозь листья пальмы наблюдала, как ее брат танцует со своей молодой женой Эйми. Они смеялись, кружась в танце, их лица светились от удовольствия. Надо заметить, Эйми любила бывать в свете, она была общительна и любезна, что было как нельзя кстати для Роба, только начавшего политическую карьеру. Они действительно составили замечательную пару, даже если бы старинный род Эйми и не имел бы значительного состояния. Во всяком случае, так говорили родители Эйми, граф и графиня Морби. Род Эйми, столь же древний, как и их собственный, и ее общительность стали хорошим вложением и отличным поводом для Роба выбрать невесту по собственному усмотрению. «Кроме того, – отмечали родители, бросая на Эмили косые взгляды, – Эмили непременно составит нашу удачу. Она просто обязана успешно выйти замуж!»
Правда, до сих пор Эмили была для них всех большим разочарованием без единого намека на то, что в ближайшее время она составит партию какому-нибудь титулованному или богатому жениху. Да и вообще хоть какому-нибудь жениху. А подходящая для этого пора тем временем уже подходила к концу.
Она бессознательно подняла руку и уже начала было нервно грызть ноготь большого пальца, как вдруг вспомнила, что на ней шелковые перчатки. Ее рука снова упала, сминая края вышитых серебром белых шелковых юбок. Ах, когда же, наконец, разверзнется этот ненавистный пол?
Непрекращающийся шум, жара и удушливый запах плавящихся свечей и разнообразных духов тяготили ее на протяжении всего вечера. Между тем уже совсем скоро ей придется покинуть свое маленькое убежище за пальмами и присоединиться к родителям. Те как раз планировали подыскать ей партнера на следующий танец. Так происходило каждый раз, на каждом балу – они пытались свести ее с богатыми лордами, и молодыми, прыщеватыми, и пожилыми, тучными. Родители восхваляли перед ними ее красоту и добродетель, пока сама Эмили стояла рядом, краснея от стыда.
Позволить это своим родителям было наименьшим из того, что она могла для них сделать, после горького разочарования, которое им довелось пережить по ее вине прошлым летом. Тогда они отправились на прием в загородный дом печально известного поместья Вельбурн с намерением познакомить Эмили с новым герцогом Мэннингом, Николасом, чей отец был верным другом семейства Кэрролл, и, возможно, даже выдать ее за него замуж.
Конечно, они не говорили об этом напрямую, но по тому, как тщательно и нервно готовились к приему, обсуждали достоинства Николаса, его прекрасную внешность, все и без слов было понятно.
Эмили же не только не смогла завязать с герцогом хоть какие-то отношения – она была не в состоянии даже заговорить с ним. Робость и застенчивость всегда овладевали ею в обществе мужчин, а в нем и вовсе таилось нечто такое, что по-настоящему пугало ее. Он – сама доброта и учтивость, и стоило ей лишь взглянуть в его прекрасные небесно-голубые глаза, как в горле начинало першить, а предательский румянец заливал лицо. После чего она замечала, как его приветливая улыбка становится все более озадаченной, а сам он отдаляется от нее. В какой-то мере Эмили даже испытывала облегчение. Он и вся его семья были так жизнерадостны, полны безудержного веселья и легкомыслия, она же, в противоположность им, тихая, спокойная и серьезная. Нет, они никогда не смогли бы составить хорошую пару, правда, ее родители этого не понимали. Такая серая мышка, как она, никогда не смогла бы стать частью пышущего жизнелюбием семейства, и гораздо лучше не предпринимать к этому никаких попыток.
С того приема и после свадьбы Роба той же осенью отчаянные попытки родителей устроить ее будущее становились все менее и менее успешными, даже несмотря на то, что в их доме стали постепенно исчезать картины и прочие предметы роскоши.
– Она