Темные предки светлой детки. Дарья Донцова
кивнула.
– Несчастные подопечные интерната умирали в местной больнице. А где их хоронили?
– Понятия не имею, – пожал плечами профессор.
Я встала.
– Огромное спасибо за помощь, поеду в приют.
– Хотите побеседовать с Натальей Ивановной? – уточнил Аристов.
– Верно, – подтвердила я.
– Душенька, – с легкой укоризной произнес профессор, – только зря скатаетесь. Игорь… э… уж простите, скажу честно, врун! Он хотел получать много денег, но не работать. Мама моя пыталась его образумить. Куда там! Братец всегда получал три копейки. В свое время я предложил ему работу у моих друзей. Оклад во много раз выше, чем он имел в архиве. Лентяй сначала загорелся, а когда узнал, что пахать предстоит с девяти утра до девяти вечера, обедать на ходу, заканючил: «Ну нет, пусть будет небольшая зарплата, но останется время на отдых». Опус свой он выпустил в то время, когда тема врачей-убийц активно муссировалась в прессе. Такую чушь писали газеты! Бездомного убили и вырезали у него печень для пересадки. Господи! Донорский орган подбирается с учетом многих параметров, проводят массу анализов, определяя, кому печень может подойти. И, уж простите, кому нужен орган алкоголика, наркомана, сифилитика? Просто слов нет. Игорь решил на этой волне в мутной воде рыбку поймать. Вот и состряпал сей пасквиль. Поверьте, никакой правды, кроме фамилий, в нем нет. И о Бузурукинской вы ничего в Юрасове не узнаете. Понятия не имею, как там сейчас идут дела. Возможно, Наталья по-прежнему приютом заведует.
Я сказала:
– Все же я съезжу в Юрасово.
Михаил Петрович поднялся.
– Душенька, не хочется вас отпускать одну, я давно хотел снова побывать в тех местах. Давайте я познакомлю вас с Натальей. Чем черт не шутит, вдруг она помнит Бузурукинскую? Вам она ничего не сообщит, а если меня увидит, то разговорится.
Я смутилась.
– Не хочется отвлекать вас от работы.
Аристов засмеялся.
– Душенька, я уже целую неделю не могу выжать из себя ни строчки связного текста. Творческий кризис. Среди моих знакомых есть писатель Плешаков. Он не очень известен, но у него есть своя аудитория. Когда у Плешакова стопорится рукопись, он начинает злиться, но трудно ведь ругать себя. Поэтому Александр налетает на жену за какую-нибудь, по его мнению, провинность: «Не смотри на меня так!» – кричит он на бедную Лидочку. Супруга у него терпеливая, но Саша знает, как довести ее до нужного состояния. В конце концов жена возмущается:
– Перестань кричать.
– Это ты виновата! – орет Александр. – Довела меня!
Найдя того, кто виновен в том, что ему не пишется, Саша хлопает дверью и убегает из дома. Все! Он получил статус супруга, которого глупая вздорная вторая половина довела до состояния ненаписания очередного шедевра, и сейчас он со спокойной совестью имеет право гулять на свежем воздухе. Его обидели, он страдает. Нет, он не лентяй, который вскочил из-за стола, не нацарапав ни строчки. Он жертва хамки-жены. Но у меня нет Лидочки,