Прежде, чем их повесят. Джо Аберкромби
обвел взглядом облезлые статуи, гнилые деревья, грязные, пустынные, разрушающиеся улицы.
– И как же оно захирело?
– В двух словах процесс упадка не описать. Успеху и славе всегда сопутствуют поражение и позор. А еще тихая зависть. Зависть и гордыня порождают ссоры, а те перерастают в междоусобицы и войны. Две крупномасштабные войны привели к чудовищной катастрофе. – Маг проворно подскочил к ближайшей статуе. – Но даже из катастроф можно извлечь урок, мой мальчик.
Тот скривился. Нужны ему уроки, как гнилой член! И ничей он не «мальчик»! Однако старика его упрямство ни капли не смущало.
– Великий правитель должен быть безжалостен, – затянул Байяз. – Если его жизни или власти грозит опасность, он должен действовать молниеносно, без колебаний и сожалений. За примером далеко ходить не надо – возьмем императора Шиллу. – Запрокинув голову, он посмотрел на высящуюся над ними мраморную статую с истертым временем и стихиями лицом. – Едва он заподозрил своего управляющего в тайных помыслах о троне, то приказал его немедленно казнить, жену и детей задушить, а родовой особняк в Аулкусе сровнять с землей. – Маг пожал плечами. – Без малейших доказательств. Да, жестоко. Да, чересчур. Но излишняя жестокость предпочтительнее ее недостатка. Уж лучше пусть боятся, чем презирают. Шилла это знал. В политике нет места чувствам, понимаете?
«Понимаю я одно: куда ни поверни, везде тебя норовит поучить жизни какой-нибудь старый хрен». – Разумеется, Джезаль этого не сказал, только подумал. Он хорошо помнил, как у него на глазах разлетелся на клочки практик инквизиции. Помнил хлюпающий звук разрывающейся плоти. Помнил брызги горячей крови на лице. Брр… Кошмарное зрелище! Нервно сглотнув комок в горле, он уставился на носки ботинок и уныло промямлил:
– Понимаю.
И Байяз продолжил бубнеж:
– Конечно, великому королю не обязательно быть тираном! Главная цель правителя – завоевать любовь простолюдинов. Это почти ничего не стоит: немного великодушия, немного уступок – и они будут обожать тебя до конца твоих дней.
Как бы ни был опасен старик, тут уж Джезаль смолчать не мог: в политике Байяз явно не разбирался.
– Какой толк от любви простолюдинов? Деньги, армия, сила – все это у знати.
Маг возвел глаза к облакам.
– Вот они, слова сущего ребенка, которого в два счета обведет вокруг пальца любой мошенник. Откуда же у знати деньги, как не с налогов, которые платят крестьяне за пользование землей? А кто служит в армии? Разве не сыновья и супруги простолюдинок? Откуда у господ сила? От покладистости вассалов, и только от нее! Если крестьяне разозлятся как следует, сила знати улетучится с пугающей быстротой. Возьмем, к примеру, императора Дантуса.
Он указал на статую с отбитой по плечо рукой; в ладони вытянутой вперед уцелевшей руки с холмиком мусора пышно разросся мох. Вместо носа в мраморе зияла грязная ямка, придающая лицу императора выражение вечной смущенной растерянности,