Не для меня Дон разольется. Андрей Алексеевич Ворфоломеев
о взорвалась изнутри. Брызги крови, перемешанные с ошметками плоти, далеко разлетелись вокруг. От следующего залпа оторванная рука рядового Петрухина выскочила из страшной раны, образовавшейся на месте правого плечевого сустава. Отовсюду послушался дикий вой чудовищно искалеченных людей.
– Братцы!!! Что же это деется?!
Так русские солдаты впервые познакомились с разрывными пулями «дум-дум». Впоследствии, те из австрийцев, у кого в подсумках находили обоймы с ними, принципиально не брались нашими в плен, а уничтожались на месте. Однако сейчас остатки полуроты были полностью деморализованы. Не каждый рассудок мог выдержать зрелище столь ужасных увечий. Да и предыдущими боями солдаты были вымотаны основательно. Приходилось сражаться в сильные морозы, по пояс в снегу и при начинавшем уже сказываться недостатке боеприпасов. Выручала русская смекалка и русский же штык. Но не всегда же на них рассчитывать! Особенно, когда противник так и сыпет вокруг смертоносной шрапнелью.
Сам Степан в плен сдаваться не собирался. Но от судьбы, как известно, не уйдешь. Один из егерей швырнул со скалы ручную гранату и от близкого разрыва Воинцев на мгновение потерял сознание. А когда очнулся, то невольно поразился воцарившейся в горах тишине. То тут, то там, беззвучно разевая рты, словно в увлекательной «фильме» про войну, метались русские и австрийские солдаты. Красиво взметывались вверх фонтанчики снега, поднятые неслышно летавшими пулями и осколками.
– А? Что? – выронив винтовку и прижав руки к ушам, тщетно прокричал оцепеневший от сознания собственной глухоты Степан. Ответом послужил ловкий удар, которым подскочивший ражий егерь разом сшиб его с ног.
Полностью слух вернулся к солдату лишь через несколько часов. За это время, австрийцы построили захваченных пленных в колонну и, подгоняя тех ударами прикладов, погнали в расположение своего полка. Так для Степана Воинцева и его товарищей началась горькая жизнь во вражеской неволе. Ну, а что такое плен, объяснять не надо. Окрики конвойных, зуботычины, постоянное унижение. Плюс, тяжелый физический труд, вкупе с отвратительным питанием. Не далек был тот час, когда и Австро-Венгрия, вслед за Германией, введет и на своей территории продовольственные карточки. Пока же продуктов в тылу хватало. Но, разумеется, только для своих. На долю русских пленных выпадала лишь сушеная свекла, да баланда из нечищеного турнепса.
Другое разочарование Степана практически не затронуло. А вот очутившийся с ним в одном лагере призванный из запаса прапорщик Любавин был, что называется, потрясен до глубины души. Тот, как человек образованный и ярый панславист, все никак не мог понять, почему многочисленное славянское население империи Габсбургов не только не стремится, пользуясь моментом, восстать против своего престарелого кайзера Франца-Иосифа, но и храбро за него сражается. Помимо, собственно, немцев и венгров, против русской армии преспокойно воевали и чехи, и словаки, и даже украинские горцы бойки, лемки и гуцулы, к «освобождению» которых призывал свои войска великий князь Николай Николаевич.
Воинцеву же подобные интеллигентские рассуждения были чужды. Будучи простым крестьянином из села Украинская Буйловка, Белогорской волости, Острогожского уезда, Воронежской губернии, он всю жизнь считал себя «хохлом», хоть и говорил, естественно, не на литературном украинском языке, а на своеобразном «суржике». Что не помешало Степану завязать знакомство с некоторыми из солдат-гуцулов из охраны лагеря. У тех тоже был свой «суржик». Только не русско-украинский, а украинско-немецкий!
Один из горцев – высокий, вислоусый Григор Зирняк рассказал, подмигнув, Степану любопытную солдатскую сказку:
– А ты знаешь, отчего война-то началась? Собрались, раз, ваш царь с немецким кайзером и заспорили. Николай и говорит: «У меня войска столько, сколько зерна на поле»! А Вильгельм, в ответ: «Я выпущу такого железного петуха, который все твое зерно склюет»!
Воинцев не мог не признать меткости этой народной байки, вспомнив, с внутренним содроганием, сокрушительный огонь германской и австрийской тяжелой артиллерии, сметавшей и перемешивающей с землей русские позиции. Впрочем, нельзя сказать, будто все западные украинцы одинаково относились к нашим пленным. Люди везде разные. Кто, оглядевшись по сторонам, украдкой перебрасывал через лагерную ограду сухарь или кусок брынзы, а кто, многозначительно передернув затвор винтовки, окриком заставлял отойти подальше от колючей проволоки.
Что до Степана, то пробыл он в прифронтовой зоне не очень долго. Кроме продовольствия, в Австро-Венгрии начал ощущаться и серьезный недостаток рабочих рук. Поэтому, однажды, всех военнопленных вывели из лагеря, пешим строем пригнали на ближайшую железнодорожную станцию и, погрузив в теплушки, повезли вглубь страны. А там уже узников начали быстро и сноровисто распределять, исходя из своих потребностей. Кого отправили на шахты и заводы, кого – на сельскохозяйственные предприятия. Воинцева же, наряду с наиболее сильными и выносливыми, опять загнали в вагоны и повезли дальше к югу. И вот, настал момент, когда на горизонте замаячили вздымавшиеся чуть ли не до самого неба заснеженные вершины Доломитовых Альп.
У себя дома, вместе с односельчанами, Степан