Другая. Sonadora
Лидия с удивлением наблюдала за своей подружкой Натали Дорошенко, которая терпеливо и с удовольствием занималась тем же рукоделием, сама с трудом сдерживая зевоту. Целый год Лидия мужественно это терпела, но теперь…
"Обязательно поговорю об этом с отцом" – решила для себя Лидия. – Не может быть, чтобы он заставил меня вернуться в эту скукотищу!»
Отец… Единственный человек, мнение которого очень многое значило для Лидии. Как же сильно Лида уважала его, и как до смерти боялась. Грозный Иван Иванович Шеффер был известен всей округе как один из самых богатых помещиков, не церемонившийся со своими крепостными.
…Спустившаяся во двор имения Лидия увидела прикованную цепями к столбу девчонку лет пятнадцати, тело которой, едва прикрытое грязными лохмотьями, представляло собой одну большую ссадину, а голова бессильно свешивалась на грудь. Но, судя по тяжело вздымавшейся груди, несчастная была ещё жива. Радужное настроение молодой хозяйки вмиг улетучилось.
– Кто это? – Так хозяйская новая игрушка, – ответил ей высокий широкоплечий молодой мужчина, привезший ее вчера в имение.
Раньше Лидди его не видела, похоже, тот появился в имении уже во время ее пребывания в пансионе.
– Сбежала она со своим хахалем, крепаком Назаром, ее вот, вчера поймали да привезли. Пан натешился и приказал ее так здесь оставить.
– А… нет, ничего.
И, резко развернувшись, Лидия стремглав вбежала в дом. Ну почему ничего не меняется в имении годами? Там, в Киеве, сначала в гимназии, потом в пансионе, Лидди начала постепенно забывать о домашних реалиях, они уже казались ей чем-то далёким и не таким страшным. Вернулась.
… Лидди было шесть лет, когда она впервые начала понимать, какие страшные вещи вокруг нее творятся, почему все время плачет ее мать – редкая красавица Надежда Валевская, родом из знатных, но обедневших дворян, брак с которой богатый Шеффер откровенно называл "прекрасной сделкой". Бедная мать, она так редко гладила и ласкала свою маленькую дочку, а все чаще горько плакала, забившись в угол. Почему отец часто запирался в кабинете с крепачками, и ей, и матери категорически запрещалось тогда даже подходить к его покоям, а слышавшиеся оттуда крики леденили душу и не давали спокойно спать по ночам. Крепачки все время менялись, одни исчезали бесследно, другие появлялись, но маленькой Лидди почему то ярче всех запомнилась одна – красавица с толстой русой косой, кажется, Соломея. И она потом куда-то исчезла вслед за другими. Поговаривали, что ее выкупил кто-то из шефферовских соседей, но это в голове девочки как-то не отложилось. Зато она прекрасно помнила мать, растрёпанную, с дикими глазами выговаривавшую отцу:
– Постыдились бы! Весь Нежин знает о судьбе Ваших канареек…
И его перекошенное злобой лицо:
– Не ври!.. Все, что происходит за закрытыми дверями моего дома, это мое дело, и больше никого не касается! А говорунам всегда найдется чем рот заткнуть, вот они у меня где – и Иван Иванович сжимал крепкие кулаки.
– Как же честь?… Нельзя быть человеком без чести, – голос матери, всегда такой робкой, звенел в ушах девушки и сейчас.
Дальнейшее Лидди плохо помнила. Как сквозь сон, видела, как взбешённый отец толкает хрупкую мать, и падающее по лестнице тело… Через неделю после похорон Надежды девочку увезли в лучшую киевскую женскую гимназию. Потом завертелась жизнь в столице, отец изредка навещал ее в гимназии, да были ее приезды домой на каникулы.
С возрастом общение между дочерью и отцом стало более тесным, но душевной теплоты в нем было немного. Чаще других ими обсуждались денежные вопросы и пути их решения.
Теперь, поднимаясь по лестнице в отцовский кабинет, шестнадцатилетняя Лидия боролась со своим страхом.
"Как и что я ему скажу, это ведь так постыдно"… – вертелось в ее голове.
Шеффер пил кофе с гаванской сигарой, читая свежий номер Нежинской газеты. Высокий темноволосый мужчина с ранней сединой, его можно было бы назвать даже красивым, если бы не надменное выражение лица.
– Выспалась, дочка? – улыбнулся он, от этой улыбки лицо его потеплело, все-таки красавицу-дочь он по своему любил. С годами внешне она все больше становилась похожей на мать, но он видел в ней также другое – характер, схожий с его собственным, и это неизменно трогало его, казалось бы, непробиваемую для чувств душу.
– Да, папА, спасибо. Я хотела бы с Вами поговорить… – Лидди начала издалека. – Я ведь приехала на все каникулы, боюсь, что много времени буду тут совсем одна, и…
– Знаешь, у меня есть предложение. Сегодня мне обязательно нужно в Нежин, в гильдию. Нельзя упускать выгодные предложения. Не хочешь со мной? Поучишься чему-то, раньше ведь тебе это нравилось.
– Ой, папА… – Лидия радостно бросилась на шею к отцу. – конечно же, я с удовольствием. – Понимаете, мне это в самом деле гораздо интереснее, чем в пансионе, я там не знаю, куда себя деть.
– Да уж, наслышан… И поэтому слухи о твоих проделках там до Нежина доходят. – усмехнулся Шеффер-старший. – Эх, испортила ты мой сюрприз, о котором я хотел тебе