…и до девяти! Про дудочки, кувшинчики, тюленей, котиков, бочки с молоком и говорящую ярость. Татьяна Руссита
ого нектаринов), Кате и Верке, без которых лето не лето, Маше, Паше, Оле, Косте, другому Косте, Игорю, Вере, Даше, Илье, Марине, другой Марине, Кириллу, Арику, Соне, Асе, Денису, Бро, Дианке, другой Маше, Мите, Боре, Саше, Инке и Леше, Наташе, Веронике, Насте, Светке, Ане, Эллен, Анне, Карин, Джону, Мишель, Кате, Юнасу, еще Маше, Антону, еще Соне, всем их многочисленным детям, и всем-всем, кого я забыла здесь упомянуть, кто делает жизнь такой прекрасной и настоящей.
Кто сказал, что переезды уменьшают круг общения?
Спасибо тем решительным людям, которые прочитали эту книжку первыми, когда ее и читать-то было трудно (она была даже без картинок!) – Юле Халеевой, Кате Кокориной, Саше Пиперски, Инне Тольской, Марине Копыловой (по совместительству еще и основательнице «Лялечки»), Маше Аверкиевой. Все их замечания учтены, кроме тех, которые я решила не учитывать, так что все недочеты – не их вина.
Спасибо родным – папе, дедушкам, брату. Бабушки, к сожалению, до внуков не дожили, но оставили след в моем характере, так что в книжке есть и они, спасибо!
Спасибо моим замечательным свекрам и всей чудесной семье мужа.
Особенное спасибо моей маме, которая кормила меня своим молоком. Кормила совсем недолго, потому что система в те годы была настроена не помогать двадцатилетней новорожденной маме, а совсем наоборот. Все равно мне очень тепло думать о том, что это было. Спасибо, мама!
Спасибо моему мужу Саше вообще за все – вне всяких сомнений он лучший муж и отец на свете, отдельное спасибо за многократное чтение этой книжки и сглаживание моего разухабистого стиля (разумеется, вся оставшаяся разухабистость целиком на моей совести).
И, конечно же, спасибо крошкам, Юле и Яше, главным действующим лицам в этой истории.
История первая. Как все начиналось
Раздался выстрел, и медсестра упала. Кровь растекалась по залитому солнцем линолеуму больничного коридора.
«И так будет с каждым, кто будет мне мешать», – сказала я и удовлетворенно налепила медсестре на лоб снятое со стены объявление.
Врач назначал? Нет. Вот и нечего было инициативу проявлять. Советчица, тоже мне.
В коридоре было пусто, никто не решался выглянуть на выстрел, и их в общем можно понять. Перевернутая тележка со смесью лежала рядом с медсестрой, и бутылочки продолжали раскатываться по полу. Я тихо шагнула обратно в палату и закрыла дверь. Крошка так и не проснулась. Она спит уже две минуты крепким сном младенца и, знаю, будет спать еще три. Потом присосется на следующие десять-пятнадцать часов. Ее режим за эти несколько дней я успела выучить. Он таков:
То, что режим сна будет меняться каждые несколько дней, мне еще только предстоит узнать. Но режим кормления принципиально не изменится еще долго.
В палату заглянула дежурная врач (не думаю, что она одобрила бы феминитивы). Что я знаю об убийстве? Каком убийстве? Мы тут спим.
Мирный ход больничной жизни был нарушен, ну и слава богу, ход этот уже сидел у меня в печенках, и остро хотелось домой.
Домой не пускали, потому что после родов еще не было стула.
– Что-о-о? – спросит ошарашенный читатель.
Вот и я спрашивала. Говорят: «Нет стула – нет выписки». «У меня дома будет», – ныла я. Но никого это не волновало.
Спасение пришло внезапно уже через пару часов. Кажется, им просто понадобилось мое место или вдруг они решили поменять над кроватью проводку. Я не разобралась. Так что нас пинком отправили домой.
Родной дом (снятая за полгода до этого квартира, но какая разница?) тем временем начал мне уже сниться, причем сниться и ночью, и днем – все эти бесконечные часы, что я простаивала с крошкой на руках.
Почему не пролеживала? Мы еще не умели кушинькать мамочку лежа, а сидеть мне запретили, потому что за каким-то чертом сделали эпизиотомию и решили, что не развалюсь постоять недельку. Впрочем, за каким чертом, я знаю, черта звали «я хочу домой» и он сидел в голове у того самого врача. У нас с ней зачем-то была договоренность на роды, и – вот незадача! – крошка начала выбираться в жизнь ровно после ее смены. Судя по звукам в телефоне, как раз когда она ехала домой в троллейбусе. Так что все мои роды было очень видно, как ей хочется домой и как она точно знает, кто именно ее не пускает.
Честно говоря, каждую минуту в роддоме я хотела домой так сильно, что, в общем, понимала врача. Я бы тоже что угодно кому угодно разрезала или и вовсе отрезала, чтобы на час раньше домой попасть.
В общем, уехали мы домой.
В роддоме осталась плакать и сцеживаться соседка по палате, в слезах и сцеживании которой были виноваты слоны и прочие дикие животные. Это, правда, другая история…
История