Дети за родителей, или Без вины виноватые. Константин Кураленя
едавшими немцами в сорок первом. Германские солдаты были сытыми, откормленными и наглыми в своей самоуверенной безнаказанности. Ненависть, бессильная злоба и обида подкатывала к сердцу русского солдата.
Как же так! Почему? Почему мы драпаем? А где же «малой кровью и на чужой территории»?
Скоро год как шла война. После госпиталя младший лейтенант Никита Касьян попал на Волховский фронт, перед самым началом Любаньской операции. Операция была нацелена на прорыв ленинградской блокады. Всё начиналось довольно-таки неплохо. Кроме поражений были и победы. И не смотря на большие потери бойцы радовались этим победам. Они могли не только отступать они учились побеждать. Они шли выручать из блокадного котла истекающий кровью от ран и умирающий от голода Ленинград.
Но весенняя распутица и волховские болота измотали и остановили наступательный порыв. Бездарное командование усугубило и без того тяжёлое положение войск.
Началось то, что впоследствии историки назовут «волховской мясорубкой» или «волховским котлом». В этой мясорубке перемалывались остатки второй ударной армии под командованьем генерала Власова и пятьдесят девятой армии под командованием генерала Коровникова.
Двадцать четвёртого июня тысяча девятьсот сорок второго года при последней попытке выйти из окружения, после взрыва гранаты потеряет сознание контуженный младший лейтенант Никита Касьян.
Первое что он увидит, продрав залепленные болотной жижей глаза будет опрокинутое навзничь хмурое насупившееся чёрными тучами небо и покачивающийся где-то между тучами ствол немецкого автомата.
– Шнель! – скомандует хриплым голосом хозяин автомата.
Всё это Никита будет наблюдать словно бы со стороны. До того нереальным покажется происходящее. Год на фронте, две медали «За отвагу», и так бездарно попасть в плен. Ещё вчера можно было выскользнуть из котла по узкому горлышку сдерживаемому пытающимися помочь войсками. Он и сам прикрывал отход товарищей. А сегодня было уже поздно.
Рука непроизвольно потянулась к поясу за пистолетом, но нащупала лишь пустоту расстёгнутой кобуры.
– Цурюк! – предостерегающе повёл стволом автомата немецкий солдат, и только тогда лейтенант Касьян понял, что всё происходит по-настоящему.
И небо вновь обрушилось на него.
– Катька, беги глянь, кого там нелёгкая принесла, – прикрикнула Серафима, пытаясь из-под руки разглядеть, топтавшуюся у калитки женщину.
– Тю, Сарка! Неужто не узнала, – донёсся от калитки голос почтарки тётки Гапы. – Це я к тебе с весточкой.
Почтарка приезжала во второе отделение возжаевского совхоза раз в неделю. Ждали её люди с надеждой нетерпением и страхом. Содержимое её сумки могло кого-то осчастливить, а кого-то бросить на дно пропасти безысходного горя и тоски.
Серафима насторожилась, уж больно как-то неприятно резануло слух это «весточкой». Тем временем старшая дочка Катя уже хлопала босыми ногами по тропинке к калитке. Серафима распрямила отёкшую спину и направилась следом.
– Ты дюже то молодка не горюй, – затароторила скороговоркой Гапа, протягивая казённый, заштемпелёванный синими печатями конверт. – Пропавший без вести, это не значит што мёртвый. Ты уж не обессудь девонька, не удержалась, заглянула. Конверт то ещё до меня цензурой был открыт.
Молодая женщина взяла трясущейся рукой серую бумагу официального сообщения, и сложила в одно предложение расползающиеся перед помутневшим взглядом слова: «Сообщает…ваш муж… у населённого…Мясной Бор…считать пропавшим без вести».
– Катынька! – притянула она к себе крутившуюся под ногами девочку. – Беда то какая!
За год войны хлебнувшая сполна женщина прекрасно понимала, что ещё неизвестно что хуже «пал смертью храбрых» или «пропал без вести». На шее трое мал мала детей, а пропавшему без вести продатестат не положен. Неизвестно сложил ли он свою головушку, и лежит где-то в болтах под далёким северным городом, или же поднял руки и сдался врагу.
Старшую семилетнюю Катеньку да последышей Пашку да Петьку как прокормишь на совхозные трудодни? Да ещё тётька Гапа, будь она неладна, засунула свой нос в чужую тайну. Уже сегодня всё Второе отделение будет знать, что Никита пропал без вести.
То, что он может быть уже неживой, что его больше нет отошло на второй план. Как прокормить три рта? Как выжить самой в беспросветной голодной круговерти сошедшихся в смертельной схватке стран и народов? А если он в плену и об этом станет известно? Ведь это клеймо семьи «предателя Родины» и никакой помощи.
– Горе то какое, – прошептала она обессиленно ещё раз.
– Ма, ты почему плачешь? – теребила её за подол старшая дочь.
– Не мамкай! – произнесла она вполголоса, и развернувшись пошла в избу.
Восемнадцатилетней девушкой ехала она на Дальний Восток. Не своей волей приехала, по принуждению. Большим был казачий род Близнюков на Запорожье, да сгинул мужской корень здоровенных вислоплечих казаков сначала на империалистической войне, а затем подкосило его на фронтах гражданской.