Коридорные дети. Савва Васильевич Раводин
пластиковых формочек. Кажется, раньше в них был йогурт – что поделать, в те годы одноразовую посуду выпускали не в достаточном количестве.
– Не волнуйтесь, все стерильно, гарантирую. А вы, молодой человек, вообще кого представляете?
– Я из группы «Коридорные дети».
– Да? Ну, зовите сюда своих детишек, познакомимся.
Соловей позвал «детишек», которые были отнюдь не прочь познакомиться с легендарным «Армагеддоном». Спустя какое-то время «дети» осмелели и под «большой стакан» начали играть «отцам» свои произведения. «Отцы» слушали внимательно. Среди прочего были спеты и такие строки:
Зажигают свет в домах,
В них становится светло,
Света много в городах,
Но в душе моей темно.
– Ребят, а вам сколько лет? – поинтересовался кто-то из металлистов.
– Мне семнадцать! – сказал Соловей.
– А откуда такой пессимизм в словах? Жизнь-то намного лучше!
– Можно подумать, в ваших песнях позитив. Одна кровь и мертвецы!
– У нас это рамки жанра.
– А у нас— нормальная древнерусская тоска, – помог другу Чалый. – Наливай!
В целом дальнейшее общение с металлистами прошло на «отлично». Как выяснилось, в «Армагеддоне» умели писать восхитительные любовные баллады, а «Коридорные дети» отметились парочкой веселых песен о своей разгульной жизни.
На репетицию и те, и другие отправились довольно-таки разогретыми. Соловей вышел на сцену, подошел к микрофону и зачем-то в него дунул.
– Купи себе трубу и в нее дуй! – рявкнул разгневанный звукорежиссер. – Ты что, сольно будешь выступать? Где состав?
– Сейчас, они за гитарами пошли…
Через пару минут на сцене появился Чалый, который мыслями явно был где-то далеко, потому что подключение гитары в его планы не входило. Хорошо, что Федор Иванович быстренько «воткнул» Чалого и себя. Репетиция началась. Сыграно было все по программе: «Босиком по траве», «О Кавказе», затем многострадальная «Смерть»:
Пройдет любовь, пройдет и жизнь,
Наступит самый полный мрак.
Из всех дорог дорога вниз
Оставит на камнях свой знак.
А камни знают, но молчат,
Холодный зной, гуляет смерть…
И не поймешь, где рай, где ад,
Что значит «жить», а что – «гореть».
Не надо больше громких слов,
Не надо больше пыльных фраз!
Кто жить хотел, тот раз – и сдох,
И даже крест его не спас.
Куда теперь нам всем спешить?
Разбиты дни на много лет!
Кого нам ждать, зачем любить?
Последний сон лихих примет!
Соловей, не дождавшись окончания композиции, спустился со сцены и рухнул в первое попавшиеся кресло. Силы его окончательно покинули. И тут…
– Это лучшее, что я здесь слышал! – раздалось откуда-то сбоку.
Соловей открыл глаза и увидел хорошо одетого мужчину, похожего на большого сиамского