Дневник одинокой поэзии. Семен Юрьевич Ковин
ый лист – между нами был космос.
–Я… пишу стихи. – ответил я ей. Она села рядом. Я не мог быть с ней, но подарить строки был обязан, ведь вся моя жизнь – это поэзия.
В этот пасмурный день,
Летом, хочется жить,
Я не знаю, что здесь за деревья,
Но они продолжают цвести
С самого наступления лета.
В этот день, когда рядом есть ты,
Мне дышать нелегко,
В тебе есть все цветы и деревья –
Вся та флора, что здесь растёт,
А во мне лишь гусмания – красный цветок,
Я лишь раз всего расцветаю.
Ты прекрасна душой и телом,
Но прошу оставь меня одного,
Мне комфортно сидеть и думать –
Не люблю я ходить в кино.
В своей жизни я сам справлялся,
Исключений не будет, поверь,
Разобрался я сам когда-то,
Какой в этом мире я зверь.
Белый лист бумаги перестал быть белым. Он стал покрыт чернилами и слезами. Влажный и грязный белый лист бумаги от её слёз и чернил. Моё сердце не выдерживает таких моментов и я бегу…
–Почему?! Почему ты бежишь?! – кричала она мне сквозь слёзы через весь парк.
Почему я бегу? Потому что я хочу бежать.
Всё, что у меня есть – это моя жизнь, а моя жизнь – это писательством. Всё, что я могу и умею – сочинять и придумывать, а потому я должен это записывать. Я посвятил свою жизнь искусству, а посему, как и художник, который должен быть голодный, я стал писателем, который должен быть один.
Я бежал до тех пор, пока снова не упал в обморок. Тяжёлая голова, долгие боли, головокружение, помутнение и блики в глазах, одышка, усталость… Я вновь очнулся в больнице.
Я хочу писать ещё и ещё, но не всегда могу себе это позволить. Не знаю болен ли я, но от всего этого мне всегда помогали отвлечься фильмы, которые пробуждали во мне чувства и эмоции. Иногда, я даже черпал из них вдохновение. То, что трогало меня, заставляло и плакать, порой, даже сквозь улыбку и смех.
–Сейчас середина лета, а пагода… Я ощущаю в ней осень. Осень всегда вдохновляла меня больше всего. Есть ли действительно что-то прекрасное в осени?
…
Привычная тишина медицинской сестры заставила вернуться меня в реальность. Забавно. У меня была собственная палата – это было странно. Я понимал, где я и почему. Но не понимал, когда смогу уйти отсюда… и смогу ли вообще уйти.
Через некоторое время в мою палату вошёл врач, психолог-невропатолог. Меня спрашивали стандартные вопросы: что случилось, почему это произошло, где, когда, при каких обстоятельствах, беспокоит ли меня что-нибудь… и т.д. и т.п. Я отвечал так, словно утопал в реальности, а дышал своим миром. Пройдя ещё пару стандартных мед тестов и короткий осмотр, меня попросили описать ситуацию, в которой я сейчас нахожусь, что чувствую… Недолго думая, я взял лист бумаги и начал писать, писать так, как я умею.
Белый, чистый свет палаты,
Ветер свежий из окна,
Тучи мигом пролетают,
Пролетают без дождя.
Не берёт меня сегодня
Грусть, за окнами бродя,
Но не счастлив я сегодня –
Без улыбок жизнь не та.
В мир нести добро желаю,
Позитива не тая,
Только я один по жизни,
Доля такова моя.
Мне ни радостно, ни грустно,
Я живу, как сам хочу,
Только в этой жизни чувства
На лице не отражу,
Моё сердце песней льётся,
А душа стихи кричит,
В этом мире без вопросов
Я по жизни индивид.
От такого врач явно пришёл в удивление, я написал это за считанные минуты. Я сказал, что мы можем это обсудить, а также у меня есть ещё что добавить простыми словами. Но, по всей видимости, он решил, что хватит уже с меня. Добавив, что после ряда обследований и анализа беседы, я смогу быть свободен.
Я не знаю, почему они со мной возятся. Я не знаю, что со мной. Я думал и размышлял об этом до выписки, потому мой творческий процесс приостановился: я не мог писать, редко ел, в основном смотрел в окно, думал, бродил по палате.
В исследованиях – ничего. Анализ показал, что я не сумасшедший, но и не совсем обычный человек. Медицинская карта пополнялась симптомами, но опять никакого диагноза, вновь риски… Риск и страх того, что, в один из отведённых мне дней, меня не станет. Потому я и начал писать. В надежде, остаться в этом мире навсегда. Смерть – и друг и враг деятеля искусства. Радует, что хотя бы больше мне не придётся сидеть в этой скучной палате. Меня отпустили домой.
Я дома. Меня не было здесь всего лишь десяток дней, а я уже чувствую атмосферу пустоты. Или здесь всегда было пусто? В доме стоит запах сырости