Окруженец. Виктор Найменов
на в клочья. И тут меня как будто кто-то крепко тряхнул за плечи, и я стал вспоминать то, что случилось со мной за последние сутки. Самое главное, я вспомнил, кто я есть такой и что делаю в этом лесу. Лейтенант Красной Армии, заместитель начальника заставы – Герасимов Виктор, вероятнее всего контуженный, но терпимо. Командир в общем, но без войска – все мои бойцы остались лежать на своей заставе.
2
Нас всех разбудил и, буквально, подбросил с кроватей, как пружина, грохот разрывов артиллерийских снарядов. Ничего не понимая спросонья, я все-таки успел кое-как натянуть форму и выскочил на улицу из своей комнатушки, но сразу, же споткнулся об лежащего человека. Он был мертв, осколком снаряда у него снесло полчерепа, и я его не узнал. Обстрел внезапно закончился, и начали появляться пограничники, занимая свои места по боевому расписанию. Мы ждали войну, и вокруг заставы были выкопаны траншеи в полный профиль, чтобы вести круговую оборону. Начальник заставы Леха Николаев был уже среди бойцов. Я хотел было доложиться ему, но он, молча, махнул рукой, мы посмотрели в глаза друг другу и поняли все без слов. Снова загрохотали выстрелы, на нас пошли танки и пехота. Начался кромешный ад. Немцы несколько раз врывались в нашу траншею, но мы умудрялись выбивать их оттуда. Они лезли и лезли, как тараканы, телами убитых было все завалено перед нашей траншеей, их танки ползли по своим солдатам, и это было очень страшно! К середине дня наступило затишье, немцы явно перегруппировывали силы, им все-таки не удалось взять заставу с хода. Я перевернулся на спину, раскинул руки в стороны и стал смотреть в безоблачное небо, по которому на восток плыли самолеты врага, и разрывы бомб слышались уже километрах в десяти в нашем тылу. Было слышно, как Леха Николаев обходит траншею, окликая бойцов, и наконец, он подошел ко мне. Я узнал его не сразу, он был весь какой-то черный, как будто специально вывалянный в саже. Голос хриплый:
– Что молчишь? Не узнал? Наверняка долго жить буду!
Я промолчал, а Леха присел на корточки напротив меня:
– Это война, Витек.
– Да, похоже на то.
– Нет, точно война. Черт возьми, и связи нет никакой: ни с отрядом, ни с другими заставами. Находимся, как в бойкоте каком-то!
– Что делать-то будем, Леха? Долго здесь громить врага у нас не получиться, формат не тот.
– Слушай, лейтенант, приказа мы не получали никакого, да и вряд ли уже получим. Так что придется тут нам оставаться, повоевать еще немножко.
– Если только немного. Может, наши вояки подойдут, тогда еще ничего, а если не будет никого, то хана нам всем здесь и придет. Сколько бойцов осталось?
– Пятнадцать человек всего, раненые почти все, но легко. Хорошо, тяжелых нет. А комиссара прямо в сердце, у меня на глазах так и скосило, как сноп повалился. Так, надо глянуть, что там у этих твориться, наверное, опять попрут скоро.
Он взял бинокль и стал наблюдать в сторону границы. Смотрел не очень долго, отнял бинокль от глаз, помолчал и сказал:
– Ну, вот и зашевелились, гады. Полезут сейчас, давай прощаться, что ли, Витек, чую, не увидимся больше! Пойду на другой фланг, к пулемету.
Мы обнялись, и он ушел. И все. И началось!!! Опять очереди, разрывы гранат и снарядов. И страшная рукопашная с остатками прорвавшихся к нашей траншее немцев. Раздалось ужасное для врагов «ура», и они были смяты и уничтожены. Последнее, что я помнил, была вспышка и дикий грохот. Все.
3
И вот сижу я под сосной в каком-то болотистом месте и не могу вспомнить, как я сюда попал. После взрыва не смог вспомнить – вспоминал, вспоминал, и не смог. Наверное, выбило из памяти этот кусок моей жизни навечно. Хотя, может быть, и вспомню когда-нибудь, если, конечно, жив, останусь, что весьма и весьма проблематично в моем положении.
Я снова стал ощупывать себя и с надеждой расстегнул кобуру. Ура, пистолет на месте, хотя я и не помнил, чтобы доставал его во время боя. Воевал я подобранной у убитого пограничника винтовкой, а мой ТТешник не сделал ни единого выстрела. Я выщелкнул обойму – все на месте. Ну, что же, это очень ценно, а еще хорошо, что мои галифе остались целыми, а то как бы я выглядел – командир Красной Армии в дырявых штанах.
Ну вот, с этим определился. Теперь маршрут – куда топать? Но в данный момент это невозможно, потому что уже стемнело. И если идти куда-нибудь, то можно и глаза оставить где-нибудь на сучках. К тому же, у меня не было компаса, а направления точного я не знал, поэтому надо оставаться на месте до рассвета и уж потом решать в какую сторону двигать. Хотя, безо всякого сомнения, топать надо только на восток. Я понимал, что немцы поперли напролом, мне надо будет очень и очень постараться, чтобы нагнать свои войска. И еще я понимал, почему нам не было оказано никакой помощи: во время боя на небе не было ни единого нашего самолета! Это было обидно, обидно и очень странно.
4
Ну вот, наконец-то и рассвет. Ночь, хоть и короткая, не принесла никакого облегчения. Во-первых, комары замучили, кровососы несчастные, а во-вторых, меня не отпускало какое-то странное ощущение, что я покинул позиции без приказа. Хотя я и не помнил ничего, но мне