Низвержение Зверя. Александр Михайловский
они убеждали меня сделать выбор, и их аргументы казались им самим неоспоримыми; да, собственно с ними никто никогда и не пытался спорить. Ведь я, одинокая и бездетная вдова, не нужная ни мужу, ни детям, просто так прожигаю свою жизнь без всякого смысла, в то время как жизнь эта нужна Рейху. Выбор! На самом деле выбора не было. В любом случае меня ждала смерть. Собственно, я уже давно ожидала этого – и не задумываясь выбрала второе. Ведь, несмотря на то, что душа моя была осквернена присутствием на адских мистериях, внутри себя я все еще сопротивлялась и оставалась настоящей христианкой, не желающей добровольно подносить свою жизнь в дар Нечистому. Пусть лучше меня стопчет своими копытами большевистский всадник Апокалипсиса…
А к тому времени война пришла прямо к моему дому. Большевики, проглотив Венгрию всего за один укус, достойный Гаргантюа, остановились всего в пятидесяти километрах от Вены. С тех пор в воздухе над бывшей столицей Австрийской Империи постоянно, днем и ночью, висел высотный большевистский разведчик, перед которым древняя австрийская столица лежала как беззащитная женщина, распростертая на смертном ложе.
Довольно скоро я убедилась, что фраубатальон – это то же жертвоприношение Молоху, но только не торжественное и публичное, как в соборе Святого Штефана, а жуткое и до предела грязное, потому что роль палачей в этой мистерии предназначалась большевикам. Перед отправкой на фронт нас остригли… Падали на пол мои золотистые локоны – и казалось, что вместе с ними под тяжелыми сапогами парикмахера гибнет, смешиваясь с грязью и мусором, моя душа… Форма, в которую нас одели, не особо подбирая размер, пахла тленом и безнадежностью – она несла в себе неистребимый отпечаток тех, кто прежде носил ее, тех, кто умер под знаком проклятья… Тяжелая, серая одежда с несмываемыми пятнами чужой крови – одежда приговоренных…
Нас выдвинули вперед перед железным клином большевиков, лишь немного подкрепив всяким сбродом, который не жалко: уголовными преступниками, пойманными дезертирами, неисправимыми нарушителями воинской дисциплины. Нам даже оружия нормального не дали, а из тех винтовок, что имелись в нашем распоряжении одна на пять человек, мы могли только поубивать друг друга. Не было среди нас и нормальных офицеров. Те «черные», что вывели фраубатальон на позицию, при первых же признаках опасности отступили в тыл, оставив дела на своих «заместителей» из нас же самих. А все потому, что всем нам в первой линии предстояло погибнуть под первым же ударом, в то время как настоящие солдаты занимали вторую полосу обороны. И, кроме того, в Германии нет и не может быть женщин-офицеров. А может, они думали, что те из нас, что останутся в живых после артиллерийского обстрела, начнут оказывать русским сопротивление – только для того, чтобы хоть немного оттянуть свой конец.
Но когда для нас настал Судный День, эти непредсказуемые русские опять все сделали по-своему.