Иерусалимские дневники (сборник). Игорь Губерман
тРес (www.litres.ru)
Для тех, кому это интересно
Очень маленькое предисловие нужно мне для посвящения читателя в нехитрую арифметическую тайну моей лени и разгильдяйства. Издав первый, второй и третий иерусалимские дневники, я решил, что всё-таки более пристойно давать сборникам стихов какое-нибудь название. В результате сложных умственных усилий появились «Закатные гарики» и «Гарики предпоследние» (то есть четвёртый и пятый дневники). После этого мой творческий пыл угас, и в результате перед вами, уважаемый читатель, – шестой и седьмой иерусалимские дневники. Уже, кстати, вышел и восьмой. А в этот сборник я ещё включил и совершенно новые стишки, которые войдут, Бог даст, в только что начатый девятый дневник. Искренне желаю вам получить удовольствие.
Шестой иерусалимский дневник
Тате – с благодарностью за прожитое время
Разговор ангела-хранителя с лирическим героем в день семидесятилетия автора
Герой:
Я бабник, пьяница, повеса,
я никаких святынь не чту,
мой автор вылепил балбеса,
чтоб утолить свою мечту.
А ты? Зачем и почему
ты здесь торчишь, судьбу ругая?
Ангел:
Меня назначили к нему,
меня тошнит от разъебая.
Герой:
А я живу не без приятства,
его лирический герой, —
всё время пьянки, много блядства,
и философствую порой.
Ангел:
А я к нему приставлен свыше,
чтоб дольше жил на свете он —
забавно Богу то, что пишет
болтливый этот мудозвон.
Герой:
Однако пишет он давно,
поэт известный, муз любимец…
Ангел:
Да не поэт он, а гавно,
мошенник, плут и проходимец!
В поэтах есть парфюм эпохи,
у них мечтания и звуки,
поэт рождает в людях вздохи,
а мой дурак – смешки и пуки.
Герой:
Однако жулику и жоху —
зачем Господь дал певчий дух?
Ангел:
Его клюёт всё время в жопу
на мыслях жаренный петух.
Его Сибирь не охладила,
опять бумагу стал марать
и снова принялся, мудила,
херню с помоек собирать.
Герой:
Оставим дурь его в покое,
один интимный есть момент…
Ангел:
Писать о женщинах такое
способен только импотент!
Герой:
На импотента баба злится,
и сразу видно – отчего…
Ангел:
Она всё терпит, ангелица,
она святая у него!
Герой:
Но, говорят, он весельчак,
его гостей от смеха пучит…
Ангел:
В уборной сядет на стульчак
и там чужие шутки учит.
А днём читает и лежит,
бранит евреев, если жарко…
Нет, он пока ещё мужик…
Герой:
Дай Бог, а то ведь бабу жалко.
Но так хулить его нельзя,
твои сужденья угловаты,
его ведь любят все друзья…
Ангел:
Да все они мудаковаты.
Герой:
А утром он задумчив, тих?
Ангел:
И вялый, будто инвалид.
Герой:
Наверно, пишет новый стих…
Ангел:
Или желудок барахлит.
Чужой придёт и не заметит
его присутствие в квартире:
он до обеда – в кабинете,
потом до ужина – в сортире.
А утром ест угрюмо кашку,
сопит, как десять хомяков…
Герой:
Постой, так ты про старикашку!
А молодой он был каков?
Ангел:
Да я с небес недавно спущенный,
и мне уже нехорошо,
а все коллеги предыдущие —
кто