Ива-иволга. Надежда Волкова
одная, серо-коричневая талая вода бурлит, клубится водоворотами, даже смотреть с моста страшно. Летом же иссякает, переливается прозрачной лазурью, оголяет огромные, с блестящими прожилками, валуны. На них лениво жарятся четверо, три пацана и девчонка.
Ленка
Глава первая
Как только они себя ни называли. Три мушкетера и Констанция – лучший вариант, она представляла себя очаровательной госпожой Бонасье-Алфёровой. Фильм о похождениях бравых красавцев в синих плащах находился на пике популярности и дворовые мусье размахивали шпагами-палками ничуть не хуже французской знати. «Один за всех и все за одного», – выкрикивали при каждом удобном случае. Ступенью ниже – три танкиста и собака (собака – это Ленка), версия так себе, но терпеть можно. И самое мерзкое – было у отца три сына и одна ляга, тоже Ленка. Ляга от слова лягушка, в округе их было навалом и народное детское поверье гласило: потрогал лягушку – жди бородавок на руках. Обидно, она ни разу не видела, чтобы у мальчишек от неё хоть малюсенькая бородавочка вылезла. Но терпела, иначе играть в «войнушку» придётся среди фрицев, а не среди «наших». То же самое в «казаках-разбойниках», а кому охота разбойником быть? Тем более все победы заранее известны: в баталиях всегда побеждали хорошие, правильные, «красные». Те, кем верховодили Лёнчик, Саня и Серый. И Ленка.
Она их не выдавала даже под пытками. Пытки – это когда твое предплечье сжимают двумя руками и с силой выкручивают кожу в разные стороны. Называется «сделать крапиву».
– Скажи пароль! – зловеще шипел в лицо десятилетний палач из соседнего подъезда, заведомый фриц.
– На горшке сидит король, а сзади королева! – презрительно выплёвывала в ответ.
Рука горела, словно её и впрямь жалили крапивой, но Ленка не пасовала. Она тогда была очень стойкая. Да хоть калёным железом жги, своих пацанов, притаившихся сзади дома в мыльных цветах, не сдаст ни за что. Гордо вскидывала голову, стискивала зубы и ждала, когда в сумерках раздастся долгожданное: «Батальо-он, в атаку-у…, за мной»! Командный голос всегда разный, из троих мальчишек уступать первенство не хотел никто. «По чесноку» решили – по переменке, и очерёдность быть командиром соблюдалась строго. Почему-то Ленка всегда первая попадалась врагу, этот вопрос она задала себе намного позже, через несколько лет. Ответ нашла сразу – военный штаб намеренно отправлял её на заклание, чтобы было кого освобождать. Форсируя кусты, штурмуя гаражи и заборы, уничтожая неприятеля пульками из деревянных ружбаек, мальчишки летели спасать её, Ленку. Их возраста ребятни предостаточно носилось, в каждой семье двое, а то и трое детей, но, сколько она себя помнила, столько и свою четвёрку.
Пришпиленное пирамидальными тополями белёсое небо хранило их детские тайны, надёжно прятало от чужих глаз и ушей самое сокровенное. Ночью оно опускалось вниз и висело над головой чёрным бархатным пологом. Настоящее сюзане, расшитое серебряными нитями, традиционная восточная вышивка. Азиатское небо словно вышло из-под искусных рук мастериц: густое, звёзды выпуклые и близкие, только руку протяни и дотронься до той, которая понравилась. Костёр в недостроенном бетонном бассейне меж домов отбрасывал отблески на лица, делал их красноватыми и заговорщицкими. Искры взлетали и перемешивались со звёздами, дым струился ввысь, расстилался как млечный путь, туманный и непостижимый. Секреты, вышептанные такой ночью, оберегались свято. Клятвы скреплялись крепким пожатием рук с цыпками и жёлтая круглобокая луна свидетельствовала об их нерушимости.
– Клянусь! Навек! – четырежды звучало над языками пламени, торжественно и ритуально. И ни один не сомневался в исполнении обещания.
Богом клянусь, вот те крест, как перед Господом – эти выражения тогда не использовали. Религия – опиум для народа, об этом знали с пелёнок. На крайняк можно сказать «матерью клянусь», но зачем? Верили слову, данному честному слову.
– Лена, домой! – отцовский окрик прозвучал не вовремя.
– Сейчас! – недовольно ответила она, мальчишки усмехнулись – девчонка, салага. А её обида пожирала, год всего разница. Русый жиденький хвостик выбился в разные стороны, освобождённые из плена прядки щекотали шею, Ленка раздражённо перекрутила волосы, но ни ногой в сторону дома.
– Лёнька! – следом спасительно зазвенел голос тёти Нади. – Время полдвенадцатого!
– Ага, – отозвался сын, но с места не двинулся. Сплёвывал смачно в затухающий костёр, слюна шипела на раскалённых углях, туда же летели мелкие камушки из рук Серого. Все ждали. Церемонию по загону детей на ночёвку знали и ребятня и взрослые.
– Серёг, ложимся уже, дуй домой, – забасил дядь Петя. – С утра усвистал, сколько можно?
– Иду-у, – крикнул Серый, не поднимая головы. Поджал губы недовольно, поелозил на корточках, но так и остался сидеть, только мелочь полетела в костёр быстрее. Второго приглашения для Серёги лучше не дожидаться.
– Лена, мать твою! – не выдержал отец.
Она поднялась, затопталась на месте, глядя на рубиново-алые самоцветы, и медлила с ответом. Пацаны снисходительно лыбились и тоже смотрели на остатки костра. За долгий