Путь Сизифа. Федор Федорович Метлицкий
>
Беда в том, что мне не с кем поговорить. Разговаривать – это с кем угодно, а вот поговорить не с кем. Ушли друзья: кто умер, а кто – умер для меня.
Я работаю во всесильной государственной Корпорации, естественным путем проникшей во все отрасли экономики и определяющей политику, как «партия власти». Она укоренена в нашем сознании, как могучий стройный черешчатый дуб в детском парке у моего дома, незыблемо стоящий на невидимом сплетении корней. Нам, работающим, она кажется естественным укрытием от любых невзгод.
Есть прочность безмятежная в делах,
во всем, чем люди заняты в эпохе.
Как слит с уборкой комбайнер в полях,
как с чувством общего «делá» снимают с полки!
Корпоративный Кодекс (staff handbook) гласит:
«У нас работают удивительные люди, смелые и влюбленные в Корпорацию. Все мы любим друг друга, и любим Корпорацию».
«Каждый приносит свою долю прибыли, и вся прибыль – для каждого. Вкус успеха не забывается. Успеха добиваются раз и навсегда. Успех – прекрасен! Люди мечтают о встрече с нами!»
«Будь патриотом.Каждый сотрудник является патриотом Корпорации. Преданность и благодарность – его девиз
«Крепкая семья является залогом процветания Корпорации».
«Уважай власть. Власть – необходимое условие для благополучного ведения дел. Во всем должна быть иерархия, сказал Конфуций».
И еще: «Люби и уважай человека. От каждого выжимай по способностям, отдавай по труду. Если любви не дождешься, создавай терпимое отношение к себе».
Все это у нас есть.
Только, вот, поговорить не с кем.
Чужая беда никому не нужна. Чужая слеза – вода, как говорила моя бабушка.
***
Земной шар загадочно дрожал, медленно двигаясь по своей личной орбите.
Всесильная Корпорация жила своей слепой жизнью, выполняя президентские указы.
Я был руководителем сектора. Мы старались выполнять свою частичку дела. Мне казалось, что наши задачи наложены на сырую реальность, которую нельзя охватить никакими постановлениями.
Ввиду полученных установок, рассчитанных на среднюю температуру по больнице, мы не могли чем-то помочь конкретным людям, ибо это было вне планов, и надо было хотя бы успеть отчитаться.
Поскольку у служащих не было личной заинтересованности в работе, у них было много времени, они большей частью болтали на производстве. Главным было желание существовать сытно и вечно, в неосознаваемом страхе нищенства, а также забота о родственниках, которых не могли потерять.
____
Среди чужих забот моим заботам не было места. Я хотел быть нужным народу, честно выполнять свою работу. Я был из тех, кто находит заботы на свою задницу, чтобы обрести смысл существования и не провалиться в депрессию. Этот смысл был – везти неподъемную телегу работы, на которой и сидят мои болтливые сотрудники.
Мы проводили большую часть жизни на работе. Сотрудники делали свои ограниченные дела, ожидая зарплаты, а я чувствовал страшную ответственность за порученное дело, ездил на места, чтобы сдвинуть с мертвой точки неповоротливых чиновников, боящихся только высшего начальства, и писал бесконечные отчеты, отчеты…
И у меня возникали безнадежные мысли.
Легко служащим и лентяям – любить жизнь, будучи в стороне. Но что делать тому, кто попал в страшные будни дела, где надо дисциплинировать, где интриги бездельников-эстетов, и надо лавировать, тащить дело, а эффективности нет, и надо идти вслепую, набивая шишки и набирая опыт, который не применить. А по вечерам мучительно отходить, возвращая себя в высоты духа. Чтобы завтра пасть снова.
Жена упрекала:
– Чего тебе не хватает? Высокого? Дурак!
Она не понимала меня, и мне было беспокойно, что она остается одна, и будет молча нанизывать обиду на общий счет.
Я приходил к выводу, что трагедия человечества – в устройстве самой экономики, управлении производством. Там идет борьба за интересы, а не за человека. В 90-е прошлого века критики видели провалы в действиях правительства из-за того, что сонмы аппаратчиков все поворачивали к своей выгоде. Программы переставляли акценты (либерализация впереди приватизации и т. п.). Все вязнет в этом эгоизме, недалекости, выше наше невежество не может подняться.
Призывы к иному устройству, где все близки один другому, свободны от ига необходимости, государства, и личность должна быть на первом месте, а государство – для нее, – этого бы не поняли голодные и тревожные люди. Поняли бы того, кто практически даст хлеба и зрелищ.
Неужели ужасный подавляющий мир – нужен, так как дает минимум для выживания, за ним надежнее, чем в хаосе? Страшно выйти на сквозняк одному, вертеться, думать, как выжить.
Возможно, это неизбывно, человек не может жить в ином измерении, ибо ему надо питаться, выживать, существовать и