Пёстрая книга лета. Евгения Михайлова
сушились в приятно душном студенческом общежитии, пили чай с лимоном из плохо вымытых кружек, грелись в общественном душе и до ночи болтали обо всем на свете. И, конечно, торжественно обещали друг друга не забывать и почаще выходить на связь, которая, впрочем, наладилась лишь спустя три года после Сережиного отъезда из Москвы.
С тех самых пор летняя гроза ассоциируется у меня с той давней «романтической» прогулкой, студенческой дружбой, законами физики, которые иногда нарушаются, и со странами северной Европы.
За месяц до лета
Четыре часа до полночи. И месяц один – до лета.
Страницы и мысли скомканы. Ни отклика, ни ответа.
Как паузы – многоточия: сомнения в каждой строчке…
Словами по одиночеству бьют меткие одиночки.
И дразнит, как обещание, хмельное начало мая,
Чернила сгущают сумерки, всю улицу обнимая.
И шторы с узором шелковым, как веки, неплотно сомкнуты,
И в полуразбитом зеркале видна половина комнаты.
Душа, будто дом без жителя, до времени заколочена.
Так сложно открыться новому, когда все давно упрочено!..
Сквозь насыпи слова ложного расслышать слова Всевышнего,
И ветром пройти по комнате. И вымести горы лишнего.
Возвращение к себе
Велегож на Оке – возвращение в детство,
Запах скошенных трав на полях и дорогах.
С живописным «Поленово» в тесном соседстве,
С поэтичной Тарусой в лесных диалогах.
Здесь звучит тишина каждый час по-иному,
Даже сердце стучит чуть спокойней, ровнее.
Заживляются солнцем души переломы,
И в тумане речном все невзгоды бледнеют.
Всякий раз, приезжая сюда между делом,
Выбираясь из города – тесной берлоги,
Убеждаюсь, что нет у свободы предела,
Уходя вечерами на берег пологий…
Как наркотик, заманит ритм жизни активный,
Мне Москва с каждым годом родней и дороже.
Но, вернувшись к ее суете беспрерывной,
Часть себя я оставлю опять в Велегоже…
Встреча в июле
В.А.М. и Анечке Гавриловой
Нам память подскажет забытые лица —
Мы сделаем вид, что совсем не скучаем.
И вечер, напившись вина из корицы,
Укроется облаком терпкого чая…
Завьются в июле мелодии речи,
Завторят дождям, участившимся к ночи.
А в сердце – как в храме – поставлены свечи —
За тех, кто нас любит, и тех, кто не очень.
И плоть обретёт полустёршийся образ
Надежд, ожиданий, исканий, иллюзий,
Что хаосом будней до клочьев разодран,
И кровью исходит, как соком в арбузе.
Мы все – чьи-то тени и чьи-то предтечи,
Мы