Воська и Томпик, или Как паучок черепашку спас. Супертропическая сказка. Юрий Парфенов
>Слон – Томпипон, он же Томпик
Муха – Жуська
Лев – Эльтимор
Черепаха – Кру
Орёл – Флим
Бегемот – Таби
Обезьянка – Пуня
Жираф – Пятнах
Носорог – Известняк, он же Извик
Зебры:
1-я зебра – Чета
2-я зебра – Вета Попугай – Плам-Плам Крокодил – Хор Удав – Тужик Коброчка – Тяна Буйвол – Туду Оса – Кася
Глава первая,
в которой черепашка Кру ждёт орла Флима
По всему белому свету бегают, плавают, летают птицы, звери, рыбы, насекомые. А эта история произошла в джунглях и соседней саванне Африки.
Самым главным в тех краях был лев Эльтимор. Он следил за порядком и чтобы никто его не нарушал. Вся его неделя была расписана: каждый день он был занят чем-то важным. Один день он работал в архиве, где собраны все его указы. В другой день он шёл на приём чужеземных послов и почётных гостей. В третий день разбирал почту и писал письма. Потом посвящал день изучению чужезвериных языков, чтобы обойтись без переводчика. Следующий день воздавал хвалу чистоте, отправляясь в баню на озеро. Затем он повторял царский этикет: поклоны и махание лапой. Наконец наступал любимый день – цирк весёлых сурикатов. Если артисты были на гастролях, лев шёл в библиотеку или раскидывал пасьянс из пальмовых листьев. В целом про него говорили:
На звериный трон свой сев,
Издаёт указы лев.
Он могуч и пышногрив,
И суров, и справедлив.
И вот однажды, в обычный банный день, всё и случилось.
У черепашки Кру тогда тоже были важные занятия. И не какие-нибудь танцы-шимпанзанцы, а настоящие прыжки с парашютом. В условном месте она ждала орла Флима. Тот должен был поднять её в небо, а она – оттуда прыгнуть. А сейчас на краю джунглей, у самой саванны, она ходила и ворчала.
– Ну где же этот орёл?! Договорились же на утро. Без него же я в небо не поднимусь… Если бы у меня были крылья, я бы давно сама взлетела и прыгнула… Хотя, – облокотилась она на рюкзак, – если б у меня были крылья, я бы с парашютом не прыгала. Ни разу не видела, чтоб птица с парашютом летала. Ну где же он, орёл быстрокрылый? Возьму и уйду.
Кру стала собираться. Но, глянув ввысь, заметила в небе маленькую чёрную точку.
– Наконец-то! – замахала она лапами. – Я здесь! Сюда!
Чёрная точка приближалась и приближалась. Черепашка махала и махала. Точка не увеличивалась. Наконец приблизилась к самому её носу. И, заливисто прожужжав, пронеслась мимо, такой же точкой нырнув в заросли.
– Это же муха Жуська, – опустила лапы парашютистка. – Нет, муха меня в небо не поднимет. Пусть себе дальше летит. Носится тут, с толку сбивает! – расстроилась черепашка.
Глава вторая,
в которой паучок Воська плетёт паутинку
Кру и не думала, что из-за этой крохи Жуськи всполошатся густые джунгли и бескрайняя саванна. Жуська была той самой мухой, которую никак не мог поймать паук Ихвосьмяк. Звали паука так потому, что, когда спрашивали: «Паучок, паучок, сколько у тебя ног?» – он отвечал: «Их восемь».
Так он и стал Ихвосьмяком. Но это было трудно выговаривать. И его имя сократили до Воськи.
А Жуська ему то паутинку порвёт, то узор на спине заляпает так, что не отмыться. Все уши ему прожужжала. Дразнилку придумала:
По траве ползёт неловкий
Паучок с гнилой верёвкой!
Воська усердно плёл на неё паутинку и в клеточку, и в полосочку, и кружевную, и с петельками, и с крючочками. Как-то раз он сидел в тишине, только чаю налил, тут – Жуська. Дёрнулся за ней и чай весь разлил, хорошо – посластить не успел: столько бы сахару пропало.
А та ещё пуще дразнится:
На Север ли поедешь,
Помчишься ли на Юг,
Кого не повстречаешь,
А хуже всех – паук!
У Воськи терпение лопнуло. И он решил сплести паутинку не простую, а… толстую-претолстую. Толще лианы, прочней дерева. Много времени на то ушло, но всё же сделал он невиданную доселе ловушку.
– Не порвётся, – проверял он её. – Теперь уж точно муху схвачу.
Надежды на удачу он не терял. Верил в себя. А кто нацелен на успех, всегда бодр и весел. Любуясь своей работой, он запел:
Ты плетись, тянись и вейся,
Паутиночка моя!
Между веточек развеся,
Тебя сделал – ай да я!
«Чудо-мастер» – говорится
Про меня, про молодца.
Паутинке сколь ни виться,
А не видно ей конца!
А