Таки служба. Леонид Аркадьевич Блох

      За полтора года до этого события Лёва Штейн в старой одежде, которую не жалко было отправлять в армию вместе с тем, кто ее носил, стоял в строю среди таких же вырванных из привычной обстановки восемнадцатилетних юношей во дворе областного военкомата.

      – Пока гадите домашними пирожками, сынки, – кричал пришибленным парням какой-то лейтенант, не намного их старший, – толку от вас не будет! С армейской каши, прошедшей полный цикл в ваших незакаленных организмах, и начнется процесс превращения вас в солдат срочной службы.

      – А нельзя ли, – спросил кто-то из строя, маскируясь за спинами товарищей, – превращаться в солдат с помощью жареной курочки?

      – Кто? – заорал лейтенант.

      Призывники благоразумно промолчали в ответ.

      – Принять упор лежа, умники! – приказал офицер. – По пятьдесят отжиманий каждому!

      С этого момента Лёва понял, что в армии свои обычаи и традиции. И лезть в нее со своим доморощенным юмором смерти подобно. Ну, может, и не смерти, но затрахать могут до потери того самого юмора.

      Если и можно найти две наиболее несовместимые между собой категории, то это были Лёва Штейн и Советская Армия. Две недели провел он на сборном пункте, с которого разъезжались к местам дальнейшей службы новобранцы. Но никто из так называемых «покупателей» не позарился на такой штучный товар, как Лёва Штейн.

      Лежа на деревянных нарах, служащих призывникам и кроватью, и обеденным, и карточным столом, он разговаривал с еще одним неприкаянным пареньком из села.

      – Ты в какие войска хочешь попасть? – спросил Штейн.

      – Я на кухню хочу, – мечтательно ответил тот.

      – Готовить любишь?

      – Не, жрать. Причем постоянно. У тебя, кстати, ничего не осталось?

      – Сухари и пряники есть. Будешь?

      – Конечно. А ты?

      – Я не хочу. Супчику бы.

      – А мне все равно, лишь бы побольше.

      Сухари закончились, соседа забрали в пехоту, приезжали и разъезжались все новые и новые призывники, а Штейна, красу и гордость школы номер тридцать два города Винницы, никто не хотел покупать.

      Поэтому его и отправили на два дня домой, чтобы мог помыться, почиститься и доложить маме, что служба идет успешно. Так Лёва получил первый армейский отпуск. Чему очень радовались его друзья, в первый же вечер достойно, с помощью болгарского лечо и молдавского красного крепленого вина, отметившие досрочный Лёвин дембель. А мама сказала ему: «Боже, шо такое? В институт не взяли, теперь уже и в армии не нужен?»

      Но всему приходит конец, поэтому через неделю и Лёве нашлось местечко в общем армейском строю. На сборный пункт приехал покупатель из харьковской учебки механизаторов, старший сержант по имени Олег. Он взял всего четверых, в том числе и Лёву. Подойдя в поезде к Штейну, сержант тихо сказал ему:

      – Я – Милевич Олег Израилевич. Но это, конечно, между нами.

      Лёва философски оценил это сообщение, вспомнив из школьного курса истории, что Советский Союз – самое многонациональное государство в мире. А евреи – не очень малая его часть. По количеству, где-то между узбеками и чукчами. Поэтому ничего не было удивительного в том, что в центре Украины, находясь на страже покоя своей необъятной Родины, встретились двое из них. То ли еще будет, ой-ой-ой.