Избранное. Владимир Бурлачков
ты меня. Ну, да ладно. Давай, как говорится, дружить семьями, когда я женюсь… В гости друг к другу будем ходить. И на крестины пригласить не забудь».
Потом еще какое-то время давал о себе знать перед Новым годом и в день ее рождения: «…так что желаю вам, чтобы обожаемый муженек вас холил и лелеял, доверял, не проверял и бил только за дело. Алло, Оль, ты слушаешь? – И уже другим тоном, на лирический лад. – Не знаю, уместен ли мой звонок, но все-таки, наверное, приятно знать, что тебя помнят и любят…». Ее тянуло отвечать сухо и колко.
В тот раз она поругалась с Лешкой и он пропал на две недели – жил у своей матери. А в день ее рождения пришел мириться, даже цветы принес. Она так все это время злилась, что не устроила ему амнистии. Наорала, даже замахнулась его же букетом и выгнала; вернее, после ее слов: «Можешь катиться и вообще сюда не приходить», – он повернулся и хлопнул дверью. Гостей не приглашала. Родителям сказала, что пойдут отмечать в ресторан, подружкам – что уезжают. Сидела одна, как сова. К телефону не подходила. Ждала, что Лешка все же вернется. А когда уже часов в девять позвонили, взяла трубку. Как чувствовала – звонил Сквозняков. Выслушивала его громоздкие тирады, благодарила, говорила что-то сама и все собиралась с духом сказать, что сидит одна. И знала, как Венька отреагирует: велит выходить из дома и ждать, примчится, потащит куда-нибудь в кафе и будет без умолку болтать.
Разговор пора было заканчивать и Венька сказал: «Слушай, я тут треплюсь, а ведь тебя гости ждут. Ну, пока. Созвонимся еще». Она попрощалась, положила трубку и начала представлять, что могло бы произойти потом, когда Венька пошел бы ее провожать. Скорее всего, она сказала бы: «Не надо». Или спросила: «Ты за этим, что ли, так шустро примчался?». Хотела бы она в этот момент на него посмотреть.
Когда только познакомились и Венька ехал ее провожать, он ей не особенно нравился – просто симпатичный парень. Но телефон дала – пусть звонит. Дня через три позвонил. Куда-то ходили, кажется, в кино. С ним было интересно – без конца что-нибудь рассказывал. Но заметила – сам слушать не любит. Только начинала что-нибудь говорить, делался скучным, мог задуматься и рассеянно смотреть по сторонам. Она злилась и зареклась никогда ему ничего не рассказывать.
Звонить он стал чуть ли не каждый вечер. Разговоры получались дружелюбными, но натянутыми и чопорными. Он старался развлечь, болтал, не переставая, и быстро надоедал. Но слушала, что-то удерживало бросить трубку. Как-то столкнулась с ним около своего дома. Объяснил: не мог дозвониться, но очень хотел увидеть и приехал, больше часа дожидался. И вдруг растрогалась, даже, кажется, вскрикнула: «Правда?». Заскочила к себе, чтобы бросить портфель, схватила на кухне яблоко, что-то наврала на ходу удивленной матери и побежала к нему. А вернулась домой около двух ночи. Прошли по всему городу и еще сколько времени простояли в подъезде. Вот уж есть что вспомнить. Такой идиотский восторг не забывается.
А через две недели под вечер, в будний день, вдруг решают ехать к нему на дачу. В общем-то это больше ее затея, чем его. Он