Пустогрань. Ксения Сергеева
я с удовольствием послушаю еще про твою планету, но сейчас мне очень нужно бежать. Можно я приду завтра?
Ганс ни на секунду не утратил воодушевления.
– Да, конечно, Рина! Я так давно ни с кем новым не говорил о Гансине… Я почти всегда дома. Иногда выхожу за морской водой. – Ганс покачал бутылкой с колой. – Приходи когда хочешь.
– Спасибо, я зайду. А сейчас мне уже пора…
– Да, девочка Рина, пора. Ты знаешь, когда случается что-то плохое, на Гансине посылают Зов. Это несложно, но тебя обязательно услышат другие гансы и отправятся к тебе на выручку. Ты просто сложи руки вот так, – Ганс тонкими оливковыми пальцами сложил ладони Марички вместе, переплел пальцы, а мизинцы прижал один к другому в горизонтальном положении, – а потом позови, спокойно и сосредоточенно. Даже если у тебя что-то болит, спокойно и сосредоточенно позови – и ганс обязательно придет. И Ганс1236 тоже.
Маричка улыбнулась, но как-то нервно: с чего бы это происходить чему-то плохому? Но Ганс выглядел так самоотверженно, что она поверила ему безоговорочно и повторила:
– Серьезно и ответственно.
Ганс1236 кивнул и помог Маричке открыть серую, шершавую, как камень, дверь, вернулся в комнату и заметался по каменным глыбам в поисках блокнота.
Маричке нестерпимо захотелось колы. В заключении ей давали только воду, горьковатую и мутную, как слезы, от нее только сильнее хотелось плакать. Не считать, не вспоминать, не ругаться на разрядившийся телефон в надежде на то, что от бурчания он тоже может заправляться, а плакать. Маричка открыла глаза. Нужно быть внимательной. Еще более внимательной. Так, как будто ты споткнулась и впервые увидела то, что вокруг! Она сплела пальцы, выставив вперед соединенные мизинцы, серьезно и ответственно позвала на помощь. На этот раз она описывала каждую впадинку и царапинку, которую видела на стенах и потолке, мучительно подбирая слова, рассказывала о цвете потолка и потертого коврика, о щербатой кружке и лязгающей двери, о том, что к ней заходят дважды в сутки и что в узкий дверной проем видны бельевые веревки с разноцветными, но блеклыми, словно выгоревшими на солнце, прищепками… Надо же, она раньше этого не замечала! О трубах, ржавых, но кое-где сохранивших синюю густую краску, застывшую неаккуратными каплями, о своих тюремщиках. Сколько их? Двое? Один пониже, ростом с Маричку, и где-то она точно уже встречала его, никак не вспомнить где! Он приносит еду и воду, старается лицо держать в тени. Другой – огромный, бесформенный, пахнет старыми хлебными крошками и осенним костром…
Маричка со всех сил сжимала пальцы. Очень внимательно, серьезно и ответственно она посылала настоящий Зов.
Первым из Моря вышел Верховный Главарь. Голова его так сияла туго натянутой кожей, что никто из Прибрежных не посмел даже заговорить с ним. Тогда Главарь сам дал всему имена и назначение. Прибрежных назначил рабами, а камни – отдушинами. Главарь послал Великий Зов всем и каждому в Море, чтобы поднялись и вышли на камни. Гансы вышли и приняли имена и назначения, и назначение