ДМИТРИЙ МУЛЯР. ЖИЗНЬ НА НЕРВАХ И ТЕЛЕФОНЕ. Беседовала Марина Порк
ву. Когда тебя отвергают, это тяжелый удар. И я его получил. С тех пор с удивлением слушаю актерские байки о том, как кто-то поступал восемь раз. Не знаю, какие нервы надо иметь (или не иметь их вовсе), чтобы не сломаться!
–Юношеские мечты хороши тем, что доверяешь им безоговорочно, кажется, что все они непременно должны исполниться. С годами это ощущение теряется, хотя появляется больше возможностей их осуществить. Когда к окончанию школы я объявил, что собираюсь стать артистом, родители поддержали. Мама преподавала русский язык и литературу в школе, устраивала по этические вечера, в которых я принимал участие. Так что скромный сценический опыт имелся. Отец был далек от поэзии, работал на заводе, но к моему желанию отнесся уважительно. О культурных масштабах города Карачева Брянской области, где я родился, можно судить по тому, сколько в нем действовало кинотеатров. Один. Про театр же тогда вообще ничего не знал. Мы с мамой отправили несколько писем в театральные вузы, спрашивали, как готовиться к вступительным экзаменам. Откликнулось Щукинское училище. На всю жизнь запомнил это ощущение тревожного счастья, когда держал в руках конверт с короткой инструкцией: стихотворение, басня, проза. Договорились о консультации с актером Брянского драмтеатра Валерием Афанасьевичем Мацапурой. На экзамены мама поехала со мной, остановились у ее неблизкой приятельницы в подмосковном Солнцево. Но с ходу театральный институт не покорился. Чтобы не тратить времени даром, пошел в Брянский пединститут – и не пожалел. Провел прекрасный, какойто очень свободный и бесшабашный год, жил в общежитии, появились новые друзья. Но одолев зимнюю сессию, понял, что мечта об актерстве никуда не делась, а значит, обязательно предприму вторую попытку ее осуществить. Программу готовил сам, завораживали монологи князя Мышкина о казни из «Идиота», очень тронула речь Алеши Карамазова, которого позже сыграю в театре. На время прослушиваний приютил московский товарищ однокурсника по филфаку – мама на сей раз осталась дома. Сидел в одиночестве в его квартире с абсолютно пустым холодильником и дни напролет готовился, учил тексты. Ходил на прослушивания во все творческие вузы, которых в столице пять. Везде пропустили на второй тур. Изнервничался, понял: нужно сделать паузу, да и летняя сессия в пединституте на носу. Тогда с билетами на поезд приходилось сложно, но всегда можно было договориться с проводником, чтобы пустил в вагон, и простоять в тамбуре шесть часов до Брянска. Покидая Щукинское, краем глаза заметил объявление, на которое почему-то сразу не обратил внимания: Юрий Любимов набирает курс, внизу пометка – последнее прослушивание завтра, только для москвичей. Это несколько сбило с толку. Тем не менее отправился на вокзал, прыгнул в поезд и доехал до Брянска. Переступил порог институтской аудитории, а в голове свербило: что ж это ты уехал? Лучше сделать и пожалеть, чем пожалеть, что не сделал. Развернулся и поехал назад в Москву. Поезд прибыл рано утром. Думал, окажусь одним из первых в очереди на прослушивание, но записался чуть ли не пятисотым. Списки составлялись с ночи, у дверей, несмотря на ранний час, уже собирались абитуриенты. Театр тогда еще был единым, прослушивание велось на половине, которую потом заняло «Содружество актеров Таганки». И случилось судьбоносное везение – пошел дождь. Сердобольный охранник сжалился, и пока мы окончательно не вымокли, пустил внутрь. На первом этапе прослушивание вели Наталья Сайко – ее единственную я знал по кино, Татьяна Жукова, Олег Казначеев и Александр Биненбойм – доверенные лица Любимова. Вызывали по десять человек, Александр Исаакович строго следил за «москвичностью». Весь день я простоял в фойе и никуда не выходил, даже перекусить. Это было правильно, потому что назад в театр я бы уже не попал – у дверей сгрудилась толпа жаждавших учиться у Любимова москвичей со списком в руках, где я был пятьсот пятьдесят каким-то. В семь вечера Биненбойм ушел играть спектакль. Контроль за приезжими прекратился. Около девяти было принято решение прослушать тех, кто находился в фойе, остальных отправить домой. Мне в очередной раз повезло. Когда окончил читать свою программу, по вопросам Жуковой понял: понравился. Меня отправили сразу на третий тур. Слушали нас уже сам Юрий Петрович и актеры театра. Экзамен растянулся на два дня, так что пришлось еще сутки нервничать в моей одинокой квартире. Перед тем как начать монолог князя Мышкина, я попросил разрешения присесть, казалось, так будет органичнее. Любимову это понравилось, мы сразу как-то совпали по-человечески. Я спросил, хотя звучало нелепо: – А можно прочитаю басню смешно? – Это как? – улыбнулся Юрий Петрович. Я отошел от канонического текста: удваивал некоторые слова для усиления смысла, что-то добавлял. В общем, показался смелым, уверенным в себе и был принят. Отсутствие московской прописки препятствием не стало, я заявил, что не нуждаюсь в общежитии. Первый год вместе с товарищем-музыкантом снимал комнату в Пушкино. Сорок минут до Москвы и столько же до института не казались такими уж утомительными. Через год перебрался в общежитие. – Каково было учиться у мастера, славившегося не самым простым характером? – Юрий Петрович тогда много ставил за рубежом, в России бывал наездами, поэтому надоесть друг другу мы совершенно не успевали. Тем более что он любил нас и относился ко всем доброжелательно. Занимались с нами Александр Исаакович Биненбойм, Людмила Владимировна Ставская и Владимир Петрович Поглазов.