Блок верности. Сергей Николаевич Тихорадов
щит, что завтра конец света.
Был вечер, я шел со службы домой, отбиваясь от звучащих в мозгу терабайтов, послужных списков, опросных листов и прочих тараканов, прижившихся в Управлении внешней статистики. Проходя мимо бабушек, я слегка поклонился и даже сказал «здравствуйте». Не скорое «драсьте» обронил, но произнес серьезное долгое «здравствуйте», чтобы видно было уважение, будто я готовился издалека, метров с двухсот брал разгон. На самом деле так и было. Эти привычные московские бабушки, контрразведка микрорайона, были мне симпатичны, и расстраивать их совсем не хотелось.
В ответ на интеллигентное приветствие хорошего сына и правильного мужа я получил поощряющее кивание трех голов и даже что-то вроде поздней вечерней улыбки. Я слыл правильным пассажиром, и меня это устраивало. Ломать легко, а строить не очень. Честно скажу, я почти ничего и не предпринимал, чтобы выстроить такой, вполне светлый, имидж себя. Оно само как-то вышло.
Сидят, молчат, улыбаются… Знают, не знают? По их виду не догадаешься. Вполне возможно, что знают, но не поняли толком, потому что не их тема, не для их древнего поколения. Когда бабушек выпускали в прокат, процессоры были еще слабые, поэтому бабушки, написанные для старых процессоров, и не тянут. Я усмехнулся – вот же как быстро мысль поворотилась, всего-то стоило…
Спиной ощущая то самое одобрение, я прошел в подъезд, поднялся на свой третий этаж и открыл дверь. Ремонт, сделанный перед вселением в это жилье, оставил за собой «легкий аромат краски», назовем это так. Прихожая еще ждала свою мебель, заказ немного задерживался, так что внутри было пустовато. Свежие стены, легкий платяной шкаф-времянка, судьба которого предрешена, стоит лишь дождаться постоянной солидной мебели. Белые хвостики кабелей, торчащие из стен – там будут бра, но потом. Хорошо, хоть скамейка есть, чтобы снимать обувь сидя.
У меня было ощущение, что жена ожидает в прихожей, но ее там не оказалось. Тогда я не стал спешить, и спокойно переоделся. В апреле это было легко, не шубу скидывать с плеч. Прошел в ванную комнату, вымыл руки, посмотрел в зеркало.
В зеркале был я, обычный я, который вернулся домой с работы, оставив свои процессоры и мониторы провести ночь без меня. Потрогал себя за нос, за уши. Все на месте, как бабушки под окном. Похоже, это какой-то вселенский принцип, быть на месте самым главным вещам, в том числе носу, ушам и бабушкам. Демонстрация стабильности… или температуры процессора, мол, все хорошо, все на месте, перегрева не наблюдается. Ох, работа, работа…
– Здравствуй, как ты? – спросил я, войдя в комнату.
Эта большая комната пока тоже была голой, но не столь вызывающе, как прихожая. Здесь уже висели шторы на окнах, главная люстра большим овалом украсила потолок, бра, слава Богу, прописались на своих местах, у французского окна стоял вчера распакованный стол, а у дальней стены расположилась тахта.
Жена сидела на тахте, сложив на коленях красивые руки. Головку склонила на правое плечико, вся такая бесшумная, тонкая, в понятном домашнем платье. А мне оно вдруг показалось сероватым, неярким. Всегда ли оно было таким, или что-то во мне, в моем восприятии, переменилось сегодня?
И что же мне сказать ей сейчас… Понятно было, что она в курсе всего. Тем более, что эту тему мы с ней уже много раз обсуждали. Она раньше многих других была «в курсе».
Жена подняла на меня глаза, улыбнулась. Ее глаза плюс улыбка, вот рецепт моего спокойствия.
– Все хорошо, Сережа, здравствуй, – сказала она именно таким голосом, которого я от нее сейчас ожидал, – А ты как?
Жена спрашивает, как я… Надо ответить, как всегда отвечаю ей про мой день. А она мне про свой. Так у нас обычно и начинается вечер, мы так привыкли, нам так хорошо.
– Я тоже хорошо, – коротко, и как-то туповато, сказал я, – на работе был… вот.
Она кивнула, мол, молодец, что хорошо. Старайся.
Я никак не могу отвыкнуть от дурацкой привычки брать на себя ответственность за наше общее настроение. Знаю, что жене это не всегда нужно, да и мне уже не всегда нужно, но меняюсь я медленно, увы. Вот и сейчас замешкался, подумал, что надо бы мне еще что-нибудь ей сказать. Хорошо, сейчас скажу, только угадаю, что ей хотелось бы услышать. Я присмотрелся внимательно к жене, настолько внимательно, что она покраснела. Человек – как человек. Что сказать-то про «сегодня на работе», сам не знаю.
– Народ бурлит, – неожиданно выпалил я, – обсуждают, уже не втихаря. Вроде все посмотрели тех академиков официальных. Я имею в виду выступления, на всех каналах уже, на каждом сайте. Сама знаешь. Прости, я как-то сбивчиво… но я не волнуюсь, правда. И тебе не стоит волноваться.
Она улыбнулась, мол, знаю, как ты не волнуешься и мне не советуешь, милый мой.
– Наверное, ждут выступления президента, – сказала жена спокойно, – Люди, они такие, пока с самого верха не скажут, не поверят. Я думаю, скоро выступит, с минуту на минуту.
Она щелкнула маленьким старомодным пультиком, как раз по ее ручке, и телевизор засветился, ожил. Ничего нового, то ли сериал, то ли новости, сразу не разберешь, одно другому под стать. Считается, что обсуждать события – занятие для