Повести и рассказы обо всем. Марк Рабинович
еще недавно не по старчески звонкий, теперь звучал глухо и напряженно:
– Кто же не слышал – похоже, он отвернулся от собеседника, хотя полумрак не позволял это увидеть.
– Ну не скажите… Многие не слышали, а иным – все равно.
Павла Семеновича несколько насторожила странная реакция человека в тени. Но голос соседа снова стал звонким и ироничным:
– Тут иных нет… Но я не совсем понимаю. Вуколов Павел…Семенович? И вильнюсское гетто, Понары. Как-то не очень…
На слове "Понары" он запнулся, как будто что-то мешало ему выговорить это, казалось бы, совершенно обычное название. Не договорив фразы, сосед ждал реакции собеседника. Напряженная тишина казалось растекалась по комнате. Нехотя, почти против своей воли Павел Семенович сказал:
– Долгая история. Я ведь не всегда был Вуколовым.
– Я бы послушал долгую историю – голос продолжал звучать четко, но нотки иронии куда-то исчезли.
– Это не так уж интересно, да и мне не не слишком приятно. Быть жертвой – не самая приятная роль.
Павел Семенович решительно не понимал, куда заведет его странный разговор, но и отступать не собирался.
– Что может быть хуже? – спросил он, не ожидая ответа. Но ответ немедленно последовал:
– Наверное – быть палачом.
Этого Павел Семенович ожидал меньше всего. Разговор начинал становиться интересным и он отреагировал сразу:
– Ну это уже где-то за гранью, такое мне трудно себе представить…
– А вы пробовали?
– Пробовал что?
– Представить себе то что чувствует палач.
– Ничего он не чувствует. Откуда у него чувства? – Павел Семенович сообразил, что сказал глупость – Ну нет, он конечно что-то такое… – он запнулся, не зная как продолжить фразу, но собеседник пришел ему на помощь, прервав его:
– А что ощущал тот который повесил Эйхмана8?
– Это не одно и то же. Эйхмана следовало повесить – Павел Семенович начал сердиться.
– И исполнитель приговора искренне верил в это. А если те что стреляли в Понарах, тоже искренне верили, верили в какую-нибудь нелепую чушь. Во что только люди не верят по глупости…и по молодости.
– Так ведь можно все что угодно оправдать – возмутился Павел Семенович.
– Нет! – человек в тени казалось выкрикнул это слово и Павел Семенович невольно вздрогнул.
– Оправдать неможно… – не совсем правильно сказал голос из тени и сам себя поправил:
– Нельзя,…невозможно.
Эта оговорка проскользнула почти незаметно для Павла Семеновича. Только подспудно мелькнула мысль: "Как знакомо… Где же так говорят9?" Мелькнула и пропала, потому что сказано это было с какой-то болью в голосе. Затем голос продолжил уже немного спокойнее и со знакомой иронией:
– Разве что, пожалуй, можно попробовать понять. Но и это не обязательно.
– Именно в этот момент Павел Семенович почувствовал, как, казалось бы, абстрактный спор задевает лично его.
– Кого понять?” – воскликнул он уже не
Нацистский преступник, выкраденный израильскими спецслужбами и повешенный после суда. Одна из двух смертных казней, совершенных в Израиле за годы его существования.
"Неможно" вместо "невозможно" – типичная оговорка литовцев, говорящих по русски.