Прошедшее время. Рена Арзуманова
Лежишь себе на песке, а виноград прям над тобой. И вставать не надо, чтобы ягодку отщипнуть.
– Дура ты, – досадливо сказал Дмитрий Иванович и воткнул в песок лопату. – Кому в санаториях этот виноград нужен?
Баба Маня отвернулась и обиженно засопела. Дмитрий Иванович подошел к кустам верблюжьей колючки, слегка подергал за ствол. Колючка крепко держалась корнями за песок. «Совсем как я, – подумал он. – Держусь воспоминаниями за ту пустыню».
– Мить, а как это получается, что у тебя солнце, а у других нет?
– А я за других не думаю.
– Я ведь что пришла, Мить! – соседка встрепенулась и шлепнула себя ладонью по лбу. – Ты Тоньку-то помнишь?
Дмитрий Иванович повернулся к Мане спиной и решил не отвечать.
– Конечно, помнишь. Столько лет сохнешь по ней…
Маня все смотрела на Митю, ожидая, что тот повернется, но он продолжал стоять спиной и нежно гладил Зейнаб по голове.
– Ну и молчи, сыч старый! Всю жизнь бирюком прожил. И сейчас от тебя радости никакой. Даже солнца людям жалеешь.
Она натянула носки, надела резиновые сапоги, не забыла прихватить корявый зонт и направилась к калитке.
– Так что там с Тоней? – крикнул Дмитрий Иванович, когда Маня уже на несколько шагов отошла от забора.
– Померла Тоня.
Перед сном он позволил себе расслабиться и поплакать. Слезы текли по небритым щекам и закатывались за ворот рубашки. Выпил рюмку водки. Помянул. Вторую пить не стал. От водки ему всегда становилось плохо. От водки не шло ни успокоение, ни веселье.
Ночью, сквозь сон, он слышал, как кто-то по-хозяйски переставлял на кухне вещи. Звенела посуда, хлопали дверцы шкафа. Чем-то скребли по полу.
Встать и проверить, кто там, было лень.
«Поди, Маня пришла, – подумал он. – Хозяйничает». И вдруг озарила мысль, что не так это и плохо. Пришла и пришла. Пусть живет. Она одна – сыновья уж лет десять как подались в город. Он один.
Через некоторое время звуки не то что прекратились, но поутихли. Крепкий сон накрыл его теплым ватным одеялом.
Под утро, в то самое время, когда солнце еще не встало, но ночь уже светлеет, его разбудил скрип двери. В комнату вошла Тоня. На голове тюрбан из полотенца. На белом, ничем не прикрытом теле, капли воды. Она, ничуть не смущаясь, легла рядом и прижалась к нему всем телом. Ее кожа пахла мылом и свежестью. Теплая, нежная и неожиданно податливая.
– Тоня… – прошептал он. – Как я мог поверить, что ты умерла?
– Димочка. – Она провела ладонью по его лицу.
«Димочка»… Так называла его только Тоня.
– Какая ты молодая, – прошептал Дмитрий Иванович.
– Молодая? – Тоня хмыкнула. – Мы ведь с тобой ровесники, Димочка. А мне с ровесниками тогда неинтересно было.
Вспомнилось: она всегда так хмыкала. Он крепко обнял Тоню и подумал, что никогда не чувствовал себя таким молодым и сильным, как сейчас. В молодости ведь молодости не чувствуешь. Принимаешь как данное.
Утром комнату