Вниз по матушке по Харони. Михаил Липскеров
Ох недаром.
Итак, кто такой Калика Переплывный? Нашему былинно ориентированному читателю хорошо известен образ калики перехожего – пожилого мужичка, шляющегося из былины в былину, из сказки в сказку, из одного словесного распева в другой. Третий, четвертый – и так далее. И обо всем, что видел и слышал, он сообщал падкому на все экзистенциальное русскому земному человеку.
Но наш Калика, обладая всеми перечисленными достоинствами, был лишен одного качества – страсти к долгому пешему передвижению. Потому как страдал землебоязнью. Однако в отличие от водобоязни бешенством тем не менее обременен не был. Ну и хорошо. Как-нибудь позжее я расскажу вам о причинах столь орфанного заболевания.
Практически всю свою долгую жизнь он провел на водных артериях России-матушки в поисках вечных законов бытия. А почему он плавал? Да потому, что начал озабочиваться поисками, когда в России пеших дорог было мало, а плавательных много – а много в данном случае лучше, чем мало. К тому же он был на ноги слаб по причине облитерирующего атеросклероза. Так что в данный момент он с трудом шествовал из канала Москва – Волга к Селезневским прудам, где кой-какую силу уже набрала река Харонь.
И вот краткий очерк об этой реке, которой грозит стать главной героиней моего замечательного произведения.
Краткий очерк о реке Харонь
Через всю страну тянется река Харонь. Через всю Россию. Через всю ее неоглядную ширь. Славная своими головастиками, лазурными сточными водами, опарышами на рыболовецких крючках, некоторым количеством рыбы, стаями уток-крякв для стрельбы по ним прямой наводкой ружьями-тулками Ижевского завода имени Калашникова. Ну и различными судами военного, делового и гуляльного назначения.
Река Харонь – главная водная артерия, становой хребет русской идентичности, кладезь русского песенного рок-н-ролла, наше все после Пушкина и хлеба, который к этому еще и всему голова.
Река рек русских младенцем выкарабкивается из подземного коллектора реки Яуза, проходит по долинам, рощам через мордву, мари и чувашей. Затем пересекает Каменный хребет, деля его на карте на две части: верхнюю и нижнюю. Из которых, соответственно, вытекают две реки: Верхняя и Нижняя Кунгуски. А из-под всего Каменного хребта вытекает, соответственно, Кунгуска Подкаменная. А Харонь течет дальше, своим ходом вбирая в себя строительные отходы, промышленные, нефтяные, газовые – ну и человеческие, само собой. Но не без чистой водицы из Селезневского пруда и притоков через все Сибиря и Дальние Востоки втекает она в Хароньский залив. Затем Харонь плывет посередь пролива Лаперуза в Тихий (Великий) океан. И вбирая по пути реки и речушки России, становится все чище и чище.
Естественно, мой читатель вправе задать вопрос, для чего, с какого-такого детерминизма Калика шлепал по Селезневке. А с такого, что на Селезневке имели место Селезневские пруды, через кои протекала в практическом изначалье река Харонь. И вот там, у классического русского пивняка, базировался флагман московского речного флота корвет «Вещий Олег». Это был очень древний пивняк. От него, хлебнув «ерша» (смесь пивца с водчонкой), со времен Хлодквиста спокон веку уходили в буйные набеги на Папонтовку, Шлюберцы и дальше в тевтонские земли славные славянские славянцы. Чтобы разжиться меховой рухлядью, ковром персидским, златом-серебром да разного рода бабцом для утехи молодецкой, зрелой похоти и телесного сугрева. Командовал корветом старый прожженный пират Аглай Трофимович Циперович, славный тем, что на сем корвете то ли в VII, то ли в VIII веке утопил насмерть в Баб-эль-Мандебском проливе арабский атомный ледокол. И с тех пор льды в Баб-эль-Мандебском проливе сгинули насмерть. Потому как если нет ледокола, то откуда взяться льдам? Из виски со льдом? Так арабы виски – что со льдом, что без оного – не потребляли по причине ислама. Вот потому-то льда в Баб-эль-Мандебском проливе с тех пор не бывало. Насмерть.
На сей раз корвет намыливался в плавание к далеким берегам Тихого (он же Великий – в России все великое) океана, через всю Россию-матушку, Родину-мать, да и просто твою мать океана в поисках соли земли Русской. По берегам Селезневских прудов толпились провожающие смерды, бояре разного разбора и прочий офисный планктон в ожидании отвальной, коею по старинному обычаю проставлялся флагманский московского речного флота корвет «Вещий Олег».
Об этом событии Калика Переплывный, полный природных поэтических придурей, составил лирический заголовок «Отплытие».
Теперь настало время рассказать за экипаж корвета «Вещий Олег», ибо еще не настало время корветов, плавающих сами по себе, самостоятельно отдать неизвестно кому швартовы и поднять все паруса, одни названия которых перечислять замучаешься, а уж об поднять и слов нету. То есть слова есть кому сказать, а вот приспособить их к делу – и разговора нету. А раз разговора нету, то и делу взяться неоткуда.
Вот такая вот хлопотень.
(Не заморачивайтесь сутью написанного. Это не единственные строки, которые будут вам непонятны. Как, впрочем, и мне. Пишу, ибо гонят меня кони. Но, возможно, на одном из постоялых дворов моего бытия ко мне придет понимание написанного, и я об том вам поведаю. А теперь погнали.)
Старшим