ДОРОГА К КАПИЩУ. Мария Башмакова, Санкт-Петербург
ывает патриотизм, другие принципиально сторонятся политики. Кто-то из несогласия с православием ищет свою религиозную правду «в корнях»; а кто-то примкнул к неоязыческим группам и по мотивам сексуальной ориентации или симпатии к феминизму. Уже одно то, что «свою» идеологию на этом религиозном поле ищут и находят столь разные люди, вызывает вопросы: какая тут связь с «корнями», когда под «корни» подводится что угодно? Впрочем, язычников это обилие течений не смущает, а привлекает: каждый нащупывает, а затем трепетно отстаивает религиозную идентичность. При этом никто из искателей не мыслит себя изгоем, хотя знает, что к деятельности неоязычников относятся настороженно. Митрополит Волоколамский Илларион дал понять, что РПЦ видит в неоязыческих культах серьезную угрозу для психики, семейного уклада и даже для жизни. Но это не останавливает – похоже, даже наоборот… – Я вот со школы считал себя язычником: спорил с завучем и попами,– говорит популярный тату-мастер из Петербурга Кирилл Тотай.– Современное язычество напоминает костюмированные фестивальчики. Но на них замечательно себя чувствуешь! Сам Кирилл в общинах не состоит, обряды не проходит, но себе наколол родное. Сколько таких, как он, в Питере считают себя неоязычниками, сказать трудно: серьезных исследований, во что веруют в мегаполисе, практически не было, объяснил «Огоньку» религиовед, доктор социологических наук Михаил Смирнов. – К тому же,– продолжает эксперт,– неоязычество – обидное слово не для всех новых «поганцев» (от древнерусского «поганъ» – «языческий».– «О»), а только для тех, кто считает свои воззрения восстановлением истинной веры. То есть не новацией, а возвратом к традиции. Иными словами, поскольку в России нет аутентичных источников, рассказывающих об этом, «традицию» конструируют на свой лад. Алексей Гайдуков, кандидат философских наук и доцент кафедры социологии и религиоведения РГПУ им. А.И. Герцена, считает язычество популярной тенденцией современности и связывает это с тем, что в прошлом ищут опору, не связанную с православием. Однако сказать, сколько язычников в Петербурге, затруднительно. Как их подсчитать? – Есть десяток общин разной численности,– говорит Гайдуков.– Кто-то совершает обряды регулярно, кто-то ездит на фестивали, кто-то вообще свои взгляды не афиширует. Без особого исследования не различить, сколько тех, кто считается, кто сам назвался, а кто действительно живет как язычник. Полагаю, активных язычников в городе 2–3 сотни, а сочувствующих – несколько тысяч. Итак, кто они? Сеющий добро
– Имя – это энергетическая программа, изменяющая человека,– рассуждает ясноглазый родновер (этническая форма неоязычества, преимущественно славянского) Горыня. В свои неполные 30 лет он успел побывать и Драконом, и Твердимиром, хотя по паспорту – Дмитрий. Только это имя Горыня считает мертвым, из прошлой жизни. Настоящую фамилию тоже не называет, использует псевдоним Патриотов. Есть еще имя сакральное, известное только Горыне и волхву. Он работал охранником в автосервисе, был управляющим этномагазина, организовывал – и организовывает – фестивали. Но вообще-то Горыня – «славянский купец». Мы встретились в его лавке в спальном районе Петербурга: амулеты, утварь, сумки – все для язычников. Сам купец сидит перед ноутбуком. Выглядит подобающе: русые волосы ежиком, толстовка с тематическими узорами – все в масть. Себя считает пробивным лидером. От слова «язычник» морщится, термин «неоязычник» ему противен – из-за нацистских ассоциаций. Горыня – глава общины, проводит обряды, но от титула «волхв» сторонится. До родноверия был православным, правда, не воцерковленным. Свои религиозные искания определяет так: – В родноверии человек – потомок богов, в христианстве – слуга Бога. Плюс я обнаружил, что и само христианство идеологически весьма искусственно, как губка, впитавшее множество учений. Пришло осознание, что есть родное, а есть чужеродное, а святая земля не Иерусалим, а Русь… Смысл родноверия не самоистязание, а жизнь в гармонии с собой и миром. Христиане рождаются во грехе, и женщина у христиан – это грязное создание, а у родноверов женщина – почти богиня. Определившись и нащупав научную базу, Горыня со временем вошел в руководство общины, а три года назад создал свою. Он подчеркивает: члены его общины живут «вне политики» – в уставе сказано, что тот, кого заметили на политическом мероприятии, будет исключен без права восстановления. Политика, объясняет Горыня, дело грязное: на выборы не ходит, но, говорит, что, если враг на родину нападет, бросится защищать. – Надо не митинговать, а менять свою жизнь,– рассуждает он.– За ситуацией в мире не слежу. А смысл? Родновер должен «сеять добро», говорит Горыня, и стремиться к гармонии с силами мироздания. В общине 11 человек. Вступить могут доказавшие, что им это необходимо. В уставе сказано: община – это чуть меньше, чем семья, и больше, чем друзья. Мужчин и женщин поровну, возраст от 18 до 60. Женщина, объясняет Горыня, обустраивает быт, «завоеванный мужчиной». Славянская женщина – это богиня, рождающая новую жизнь. Свою богиню Горыня пока не встретил: он не женат. Сокрушается, что современный мир отнимает у мужчины возможность быть добытчиком. Нужен, понятно дело, сильный мужик. Где его взять? Выращивать, отвечает Горыня. Как и кому – вопрос открытый… Что касается настоящей женщины, то ей следует духовно расти и следить за собой. А косметику никто не запрещал… – Родноверие не догматическая