Злые дети. Дмитрий Грунюшкин
это было странно. Эльвира знать не знала ни про какие скремблеры. Наверное, когда-то случайно услышала и название засело где-то в глубине разума, а сейчас вот неожиданно всплыло на поверхность.
В голове, пробираясь сквозь ватный шум, медленно, будто нехотя, проползла еще одна мысль. Скремблер искажает голос на этапе прохождения сигнала от микрофона к динамику или записывающему устройству.
Эльвира мотнула головой, отгоняя эту бессмысленную мысль. Что тут странного?
От движения внутри головы что-то щелкнуло, она почувствовала резкую боль и застонала. От этой боли мысль стала почему-то более понятной. Если есть скремблер, должен быть динамик. А голос из тьмы казался непонятным образом живым. Он перемещался где-то там, за границей света, и его сопровождал приглушенный звук шагов. Шагов хищника – мягких, терпеливых, уверенных, неспешных. Словно шаги тигра за решеткой клетки. Только сейчас в клетке была она, Эльвира, а тигр был снаружи. И никуда не торопился, точно зная, что жертва от него никуда не сбежит. Ей просто деваться некуда. Она сейчас как козленок на веревке, которых оставлял на привязи знаменитый охотник Корбетт, убивший сто тигров-людоедов в Индии в конце XIX века. Это был его основной прием…
Эльвира снова затрясла головой, уже не боясь боли. С ней происходило что-то странное. Какой еще охотник Корбетт? Какие еще тигры? Какая еще, к черту, Индия XIX века? Откуда все это в ее мозгу? Она сроду не читала ничего подобного. Ей это было неинтересно. Вот брат ее в детстве увлекался приключенческой литературой, причем именно старинной – Киплинг, Джек Лондон, Корбетт… Корбетт! Братишка читал этого чертова Корбетта! Но…
Но это было двадцать лет назад! С тех пор она никогда не слышала этого имени. Откуда оно, черт побери, влезло в ее голову?!
– Что вы со мной сделали? – простонала Эльвира.
Тот, во тьме, усмехнулся и ответил:
– Почти ничего. Все, что с тобой происходит, сделала ты сама. Все это внутри тебя. Внутри твоей головы. Жаль только, что она оказалась слишком пустой.
Это обидело Эльвиру. Она считала себя умной девушкой. Она хотела встать, но ничего не вышло. Ее руки оказались примотаны к подлокотникам кресла широкими мягкими лентами. Они не ранили руки. Но это, наоборот, только напугало девушку. Беречь руки пленника – а она в плену, это, несомненно, нужно только в двух случаях. Если пленник слишком ценен и ему нельзя навредить. Это можно было отбросить сразу – Эльвира себя ценила, но была девушкой здравомыслящей и понимала разницу между «ценить» и «переоценивать». И второй вариант – на руках пленника не должно остаться следов, поддающихся идентификации при судебно-медицинской экспертизе трупа. Чтобы следы не выдали, что тело перед этим было привязано.
Эльвира мгновенно вспотела, по спине скользнула холодная струйка и шелковая блузка тут же прилипла к телу. Она попыталась собраться с мыслями. Но она не помнила, не помнила, НЕ ПОМНИЛА, как она сюда попала и что происходит. Кто этот человек? Что ему нужно? Сексуальный маньяк? Но он не истязал ее физически. Голова существовала словно отдельно от тела, но руки-ноги она чувствовала. А вот боли – нет, не ощущала. А после истязаний что-то должно было болеть. ТАМ тоже все было в порядке. Во всяком случае, пока.
Если это и маньяк, то какой-то странный. Память Эльвиры отказывалась проникать хотя бы на четверть часа назад, ее будто вырезали. Но оставался фантом памяти. Этот человек-зверь ее о чем-то спрашивал. Спрашивал долго, терпеливо. Но… но она не помнила о чем. Это пугало до тошноты. Что он с ней сделал?
Ее немного мутило, словно она выпила лишнего. В ушах слегка шумело, и в глазах чуть рябило. Что-то шуршало под ногами. Эльвира посмотрела вниз. Лучше бы она этого не делала. Цементный пол был застелен полиэтиленовой пленкой. От нее не остается следов. От этого открытия стало трудно дышать.
– Ты так и не сказала, любишь ли ты музыку, – в электронном голосе проскочили нотки разочарования. Впрочем, неискреннего.
– Я… не знаю, – прошептала Эльвира.
– Музыка… – человек во тьме мечтательно вздохнул. Или это был не человек, а зверь? – Вся наша жизнь – музыка. Когда ты натягиваешь струну на гриф, она сначала молчит. Потом начинает издавать звук. Начинает гудеть, потом звенеть. Так рождается музыка.
Зверь во тьме не стоял на месте, он перемещался, оставаясь невидимым.
– Кто-то другой нажимает пальцами на лады, и звук меняется. Он становится таким, каким его хочет услышать тот, кто нажимает на лады и дергает за струны. Он играет музыку. Он натягивает струну все туже и туже. И вдруг…
Эльвира подскочила, когда раздался грохот. Это человек-зверь во тьме что-то бросил на пол.
– Струна рвется, не выдержав натяжения. Это и есть смерть. Это окончание музыки. Понимаешь? Когда струна вырабатывает свой ресурс, она рвется. И становится не нужна. Понимаешь?
Эльвира проглотила слезы и кивнула. Она поняла.
Голос теперь звучал сзади. Человек-зверь подошел со спины. Теперь он оказался в круге света, но Эльвира все равно не могла его увидеть.
– Очень жаль, что ты ничего не знаешь. Очень жаль,