Лужок Черного Лебедя. Дэвид Митчелл
в лепешку в аварии на M5 и у полиции есть только этот номер телефона, потому что остальные папины документы сгорели? Тогда мы лишимся последнего шанса повидать обгоревшего отца перед смертью в больнице.
И я переступил порог, чувствуя себя как жена Синей Бороды, которая нарушила запрет. (Конечно, Синей Бороде только того и надо было.) В папином кабинете пахнет фунтовыми банкнотами – бумажный и одновременно металлический запах. Из-за опущенных жалюзи казалось, что сейчас вечер, а не десять утра. На стене очень суровые часы – у нас в школе везде висят точно такие же. И фотография: Крэйг Солт пожимает папе руку по случаю того, что папу сделали региональным директором продаж «Гринландии» (через «и», так называется сеть супермаркетов, а не через «е», как остров). На стальном столе – папин компьютер марки IBM. Он стоит тысячи фунтов, чесслово. Телефон у папы в кабинете красный, как будто аппарат экстренной связи у какого-нибудь президента. У него кнопки, которые надо нажимать, а не диск, как у нормальных телефонов.
В общем, я набрал воздуху в грудь, поднял трубку и назвал наш домашний номер. Хотя бы его я могу произнести не запинаясь. Обычно.
Но в трубке молчали.
– Алло! – произнес я. – Алло?
Человек на том конце дышал так, как будто порезался бумагой.
– Вы меня слышите? Я вас не слышу.
Еле слышно заиграла мелодия из «Улицы Сезам».
– Если вы меня слышите, стукните по трубке один раз. – Я вспомнил детский фильм, в котором так делали.
Стука не последовало, только музыка из «Улицы Сезам» продолжала играть.
– Наверно, вы ошиблись номером, – предположил я, теряясь в догадках.
На том конце завопил младенец, и трубку бросили.
Когда тебя кто-то слушает в телефоне, получается слушательный звук.
Я его слышал. Значит, на том конце слышали меня.
«Семь бед – один ответ». Эту пословицу мы сто лет назад проходили с мисс Трокмортон. Раз уж подвернулся предлог зайти в папин кабинет, я раздвинул полоски жалюзи, острые, как бритва, и глянул в окно – за приходские земли, сквозь ветви флюгерного дерева с петухом, за поля, – на Мальвернские холмы. Бледное утро, ледяное небо, холмы покрыты коркой льда, но снег, кажется, не задержался надолго. Обидно. У папы вращающееся кресло – почти такое же, как в орудийных башнях «Тысячелетнего сокола» у лазерных батарей. Я принялся палить в советские «МиГи», заполонившие небо над Мальвернскими холмами. Вскоре я уже героически спас десятки тысяч мирных жителей отсюда до Кардиффа. Приходская земля покрылась обломками фюзеляжей и обугленными крыльями. Я метал снотворные дротики, стрелял в советских летчиков, пока они катапультировались. Наши морские пехотинцы с ними разберутся. Меня захотят осыпать медалями, но я откажусь. «Нет, спасибо, – отвечу я Маргарет Тэтчер и Рональду Рейгану, когда они придут к маме на чай. – Я лишь выполнял свой долг».
У папы на столе прикручена невероятно клевая точилка для карандашей. Они становятся такими острыми, что хоть рыцарские латы прокалывай. Самые острые – Т. Это папины любимые. Я предпочитаю 2M.
Позвонили в дверь. Я поправил жалюзи, убедился, что не оставил других следов, выскользнул из кабинета и помчался вниз – посмотреть, кто пришел. Последние шесть ступенек я преодолел одним отчаянным скачком.
Это оказался Дурень – лыбящийся и прыщавый, как всегда. Пух у него на лице стал заметно гуще.
– Спорим, не угадаешь, что случилось!
– Что?
– Знаешь озеро в лесу?
– Что с ним такое?
– А оно, – тут Дурень оглянулся, чтобы проверить, не подслушивает ли кто, – взяло да и замерзло! Половина ребят уже там. Круто, а?
– Джейсон! – Из кухни вышла мама. – Холоду напустишь! Либо пригласи Дина в дом – здравствуй, Дин, – либо закрой дверь.
– Э… мам, я выйду ненадолго.
– Э… куда?
– Подышать воздухом. Это очень полезно для здоровья.
Большая ошибка.
– Что это ты затеял?
Я хотел сказать «ничего», но Висельник не позволил.
– Почему ты думаешь, что я что-то затеял?
Я стал надевать темно-синее пальто, старательно избегая ее взгляда.
– А что не так с твоей новой черной курткой, позволь спросить?
Я по-прежнему не мог выговорить «ничего». (Вообще-то надеть черное – значит заявить о своей принадлежности к крутым пацанам. Но взрослым таких вещей не понять.)
– Пальто потеплее. На улице холодновато.
– Имей в виду, обед ровно в час. Папа приедет. Надень вязаную шапку, а то голова замерзнет.
Вязаные шапки – это для педиков, но я послушался – потом суну ее в карман.
– До свиданья, миссис Тейлор, – сказал Дурень.
– До свидания, Дин, – ответила мама. Она его недолюбливает.
Дурень одного роста со мной. Парень он ничего, но от него ужасно разит супом.