Как закалялся Штальц. Александр Феликс

      Перед глазами Вилли кружились стройные березки. А в их зеленые ветви с молодыми зелеными листочками вплетались длинные косы русских красавиц в кокошниках и нарядных сарафанах. Все вокруг кружилось, как хоровод: голубое небо, белые облака… Вилли слегка приоткрыл глаза. Он не любил просыпаться в столовой на кухонной кушетке. Этот роскошный резной потолок в старинном родовом имении Швамбек в цветах голубого неба и белых облаков пугал его спросонья всегда. Однако, в этот раз Вилли не хотел открывать глаза. Он жадно вглядывался в это голубое небо и никак не хотел просыпаться. От этого зажмуривал глаза еще сильнее и сильнее. Стройные березы, тополя врезались острыми кронами в небо. В то самое голубое небо, в которое он никак не мог наглядеться во сне, с большими белыми облаками из далекого-предалекого детства.

      Во дворе роскошного поместья Швамбек, больше похожего на маленький уютный дворец с черепичной крышей, горела изысканная иллюминация. В которую никак не вписывались простенькие революционные плакаты на белом ватмане. Красной краской из баллончика размашисто повсюду были выведены лозунги Pe-re-stroj-ka! Glas-nosty! Gor-ba-tschov! Прислуга убирала посуду со столов. В глубине двора берайтор Отто выводил лошадей на прогулку. Подтянутый, сухощавый, в форменной жокейской одежде, давнишний друг семьи.

      – Гутен морген, хэрр Штальц, – по-военному, кивком Отто поприветствовал Вилли.

      – Да-да… Морген, морген… Гутен морген, – запричитал Вилли, как бы давая всем понять, что он прибывает в хорошем расположении духа.

      На вчерашнем прощальном банкете был весь бомонд Баден-Вютемберга и почти все шишки из Землячества Гумбиннен. Абсолютно все пришли поддержать Вилли. Особенно отличились длинными тостами и не менее длинными речами функционеры из благотворительного фонда Землячества. Никто из них со времен войны не бывал на родине, в старой доброй Пруссии. А тут такое событие! Отпрыск самого Штальца едет на родину в Восточную Пруссию, в свое родовое имение Буйлин.

      Вилли был любезен как никогда. Даже когда он уезжал в Австралию разводить бройлеров, ни даже когда он вдруг рванул в Штаты воплощать проект с выращиванием бычков Ангусов, – он и тогда не был так любезен. В этот раз Штальц-младший был абсолютно уверен в успех. Его глаза не то чтобы блестели, они излучали уверенность и удачу. Он смеялся, улыбался, отпускал роскошные комплименты. Члены Землячества Гумбиннен платили ему еще большей благодарностью. Подносы с пожертвованиями, чеками и пухлыми конвертами не успевали относить в рабочий кабинет Вилли. Фрау фон Шеффер отозвала Вилли в сторону и дрожащим голосом, слегка подергивая головой, пыталась серьезно напутствовать любимого отпрыска Штальцей. Тот пытался вырваться от настойчивой старушки, но безуспешно.

      – Вилли, голубчик, задержись. Мне нужно с тобой еще раз все серьезно обсудить. – фрау фон Шеффер говорила тоном не требующим возражений, – вот фамильный перстень моего покойного супруга…

      – Ну фрау фон Шеффер… – попытался возразить Вилли. – Мы ведь уже все сто раз обговорили. Под Вальтерсдорфом, в ста метрах от вашего дома, в огороде под дубом..

      – Нет-нет, Вилли, ты все опять напутал. Сейчас у русских поселок называется Ольт-ко-ватка… и не сто метров, а 250… Ближе к кладбищу, под липой…

      – Да-да, Оль-кховатка, вы как всегда правы, фрау фон Шеффер, – пытался оправдаться Вилли, выговаривая название деревни по-русски. – Это у старины Фритьёфа во дворе под раскидистым дубом. Там его фамильный фарфор и серебро закопаны. Вот видите, все помню. Да у меня это все записано в нотиц-блоке. И Вилли кивнул на пухлую записную книжку из которой торчало множество разрозненных листов с записками от членов Землячества.

      – Я не об этом, – перебила его фрау фон Шеффер. – Будь осторожен..

      – Фрау фон Шеффер, все прекрасно помню, – пытался отшутиться Шталць-младший. –