Разговор за рюмкой чая. Валерий Столыпин
-самым дорогим человеком.
Девушка любила таинственную тишину пробуждения, когда оставалось время понежиться в постели, тем более, что она была не одна.
С Антоном Ксюха жила в гражданском браке больше пяти лет.
Девушка называла его мужем и ни разу не усомнилась в том, что это действительно так.
Любимый последовательно, без вариантов и сбоев вёл себя как настоящий глава семейства, ограждая Аксинью не только от бытовых сложностей, но и от принятия жизненно важных решений.
Девушка тихонечко освободилась от одеяла, не отрывая взгляда от Антона, осторожно приподнялась, опустила на коврик ноги.
Любимый потешно сморщил нос и губы, застонал во сне.
Ксюха инстинктивно прикрыла ладошкой рот, словно таким жестом можно было закупорить звуки, и перенесла тяжесть тела на ноги.
Крадучись на цыпочках девушка добралась до окна, тихо раскрыла форточку, чтобы запустить в комнату утреннюю свежесть и вздрогнула от неожиданно раздавшегося звука.
– Сюха, ну чего вскочила ни свет ни заря? Иди сюда, мне без тебя так зябко, так одиноко. Только ты можешь меня отогреть.
– Спи уже, будильник почти через час зазвенит. Я пока сырники приготовлю и кофе.
– Ага, уснёшь тут, когда такие деликатесы по комнате шныряют. Живо ко мне, кому сказал!
– Ишь, раскомандовался. Сейчас всё брошу и побегу грелкой работать.
– Не работать, дурёха, а спасать страждущего, нуждающегося в утешении и исцелении.
– Знаю я, чего у тебя болит.
– Не болит, а изнывает. У меня пульс прерывистый и сердечная недостаточность.
– По-моему напротив, избыточная достаточность. Скромнее нужно быть, сдержаннее. Через час тебе на работу.
Ксюха улыбалась, понимая, к чему клонит Антон. Такое представление с завидным постоянством разыгрывалось почти ежедневно.
Этот спектакль был сродни феерическому лазерному шоу Жан-Мишеля Жарра на восемьсотлетие Москвы на Воробьёвых горах.
На самом деле Аксинья шизела от происходящего.
Её уже потрясывало от желания, но уступить без боя девушка не могла.
Немедленная капитуляция могла разрушить сценарий сокровенного ритуала соблазнения.
Антон был настойчив, Ксюха вполне убедительно играла роль непонятливой упрямицы, стараясь выскользнуть из старательно расставляемых любимым силков как шустрая ящерка, но, не тут-то было.
Мужчина умело вёл наступление, выигрывая тактически.
– У меня ногу свело. Вот здесь.
– Я знаю, что ты называешь ногой. Её не свело, а раздуло. Сходи под душ, помогает.
– Смерти моей хочешь? У меня начинается лихорадка. Вызови скорую.
– Есть более консервативные средства.
– Да-да, одно я точно знаю, неужели ты можешь… ради меня… как же я люблю тебя, Ксюха.
Аксинья чувствовала, что её упрямства хватит на пару минут, не больше.
Она уже потекла.
Нужно было продержаться ещё чуточку, чтобы неминуемое “поражение” не закончилось “сдачей в плен”.
Возбуждающая игра стремительно выходила на космическую орбиту, за пределами которой безкислородная зона и полная невесомость.
Ксюха знала, что будет потом.
Антоха улетит в астрал, утащит её вместе с собой…
Придётся торопиться, оправдываться перед начальством.
Хорошо хоть, что она тоже не уборщица, имеет весьма ощутимый репутационный бонус, дающий право… не налево, конечно, но на малюсенькие исключения от общих правил.
Ксюха ещё пыталась сопротивляться, но внутреннее течение сексуальных энергий остановить стоп-краном было невозможно.
Антоха нервно моргал и картинно куксился, делая вид, что через мгновение пустит слезу, если…
– Иди ко мне, тебя я умоляю. Слова любви стократ я повторю… Цигель-цигель, родная, хочешь, чтобы моя любовь лопнула, как…
– Есть радикальное средство, – упрямилась Ксюха, – сходи, пописай.
– Ах, так! Тогда я иду к вам. Может получиться не очень романтично, но ты вынуждаешь. Ну!
– Не нукай, не запряг. Позавтракать не успеем.
– Забудь. У меня для тебя офигенный подарок.
– Не сомневаюсь. У меня тоже кое-что поплыло.
– Так я и знал. Нечего было фифу из себя строить.
Аксинья сама уже изнемогала, но одним глазком взглянула на будильник.
Надо было сразу соглашаться, подумала Ксюха и двинулась в объятия любимого, как бандерлоги в пасть питона