Маятник Судьбы. Владимир Юрьевич Харитонов
ть, на коленях – новая общая тетрадь, в правой руке ручка. Хотел описать свою жизнь и не знал, с чего начать. Мысль летала от одного фрагмента памяти к другому и не могла ни за что зацепиться. Оказалось не так просто выбрать событие, связанное невидимой нитью со всеми другими эпизодами, все равно, что начать жизнь с чистого листа. Свой день рождения в далеком тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, тридцатого июня, я не помню, как и абсолютное большинство людей, живущих на Земле. Хотя, оказывается, есть и такие уникумы, чья память начинается прямо с момента появления на свет – читал о них в интернете. Итак, с чего начать свой рассказ? Пожалуй, начну с середины, с исповеди батюшке Владиславу в храме села Горки, расположенном километрах в десяти от родного города Кинешмы.
Главной достопримечательностью этого храма, безусловно, является икона Божией Матери «Всех скорбящих радость». История ее появления здесь просто поражает воображение. Она до Великой Отечественной войны, находилась в церкви села Велизанец Кинешемского района, и была очень почитаема местными жителями. Но перед самым началом всемирной бойни храм загорелся, как знак приближающейся большой беды. Откуда-то появился очень смелый подросток четырнадцати лет по имени Валентин. Он был с топором и через церковное окно проник вовнутрь, так как сама дверь была объята пламенем. Всенародную любимицу он разрубил на три части и вытащил их через то же оконце. Следом вылез сам. Взрослые не решились на то, что сделал ребенок! Икону, после этого решили везти на телеге с запряженной лошадью в храм села Горки, но кобыла шла почему-то очень неохотно. На мосту повозка встала, и как ни погонял извозчик свою «тягловую силу», она не реагировала. Священник, передвигаясь на коленях по земле к мосту, умолял икону войти к нему в храм. Вдруг лошадь без понуканий тронулась, и «Всех скорбящих радость» приобрела новое место «жительства».
Батюшка Владислав был примерно моих лет, а мне тогда было где – то сорок пять. Да, да, именно в этом возрасте я исповедался впервые. Хорошо помню, как дорогой в машине, сидя за рулем, пытался вспомнить свои грехи и не мог сделать это – одни «заслуги» и «благодеяния», перед Богом и людьми, приходили на ум.
У подножия храма возникла крамольная мысль: «удивлю сейчас батюшку своей «святостью»; таких честных, принципиальных и добрых людей он, наверное, еще не встречал».
Кстати сказать, само желание прикоснуться к этому таинству возникло у меня, только, ради того, чтобы потом причаститься. Батюшка был строг, и все ритуалы соблюдал так, как предписывали правила богослужения. На службу, которая проходила в этот день с утра, я немного опоздал, но отстоял ее до конца, как и потом небольшую очередь на исповедь.
– Ну, сын мой, начинай рассказывать о грехах своих, – обратился священник ко мне. А я… не знал, с чего и начать. Образовалась неловкая заминка, и батюшка стал подсказывать, перебирая обычные наши пороки, на которые мы в обыденной жизни и внимания то не обращаем; «…каверзные помышления, объядение, пьянство, сквернословие…»… На ум пришли подобные примеры из моей жизни и, наконец, я начал говорить. Грехи вспоминались и вспоминались, и казалось, им не было конца …
Возникло ощущение загубленной души, из глаз обильно полились слезы сожаления и раскаяния, говорить было все тяжелее и тяжелее….
Сказал отцу Владиславу: « сегодня не могу исповедоваться, давайте, приду к вам потом».
Но батюшка заверил, что именно так и должно происходить покаяние и потребовал, продолжать. Короче, причащать в этот день он меня отказался, и, выйдя из храма, я почувствовал не облегчение, как обычно говорят в таких случаях прихожане, а, наоборот, огромную тяжесть на душе; я словно ощущал, хуже меня в этом мире человека просто не существовало. Думаю, исповедь не списывает с человека его грехи, а заставляет их увидеть. Забегая вперед, могу подобное сказать и о своих карцерных записях: намерение было у меня описать геройские подвиги почти сверхчеловека, а когда в дальнейшем перечитывал и редактировал написанное, понял, что геройского ничего и не было. Тысячу раз можно было поступить иначе, но изменить уже ничего нельзя, и в своем повествовании буду максимально придерживаться пусть горькой, но исповедальной правды.
Иногда я задумывался, почему, когда размышляешь о своей жизни в прошлом, вспоминаются именно эти моменты, а не другие, порой более яркие и интересные. И именно в этой последовательности, а не в хронологическом порядке. Мне кажется, что каждое событие сегодняшнего дня связано невидимой ниточкой через нас с конкретным событием в прошлом, поэтому память так избирательна. Попробую провести некие параллели между свежими событиями и далекими в своих рассказах о студенческих и детских годах…
Учеба в школе для меня особых сложностей не представляла, хотя определенное трудолюбие приходилось проявлять, особенно в старших классах. Я ежедневно, без давления со стороны родителей, учил уроки, если что-то не понимал с первого раза, перечитывал снова и снова, пока в голове все не вставало на свои места. А вот дружил не с теми, кто хорошо учился, а с ребятами бойкими, или, как их еще называли, хулиганами. Бывало, на каникулах возникнет вопрос, кто и как закончил год или четверть, друзья начнут хвастать своими двойками и тройками, считая это какой- то